Книга Боярышня Евдокия - Юлия Викторовна Меллер

поздно, и лишь у некоторых хватает средств вернуться обратно. Оставшиеся ненавидят свою жизнь, пишут нашему князю о своей нелёгкой судьбе и признаются, что дети их уже по-другому смотрят на мир, а внуки вовсе стыдятся своих предков. Недавно одного такого боярина привезли умирать на родную землю. Он плакал и каялся, пытаясь донести до наших бояр чуждость сегодняшней Литвы нам, но его вид был жалок, и никто не прислушался к его словам.

— А жаль, — со вздохом произнесла Дуня.

— Жаль, — согласился с ней Семён.

Дуня от отца слышала, что в Литве православные храмы больше не строились, хотя половина населения там оставалась православной. И более того, местные власти не давали чинить обветшалые церкви. Официального запрета не было, но не давали чинить! Люди думали, что это местные управляющие дурят, но такова была общая политика.

Сам же князь Казимир показательно пренебрегал схизматиками (православными), одобряя их притеснения во всех сферах жизни.

Дед тоже слушал, но отнёсся к словам сына с недоверием. Для него Литва оставалась своей, а разногласия случаются в любой семье.

— Но самое интересное знаешь что? — неожиданно спросил её Семён.

— Что?

— Все там приветливо улыбаются и заверяют в дружбе. Понимаешь? Для них слова ничего не значат!

— Я думаю, что боятся бунта, поэтому гадят исподтишка. Всё же католиков в княжестве не большинство, вот и улыбаются… пока.

— Тишком проталкивают только своих на должности, — торопился выговориться Семен, — а православным создают трудности, а когда те идут в суд, то отказывают судить! Но даже отказывают не прямо, а сочувствуют, обещают разобраться, помочь и не сразу до людей доходит, что их склоняют поменять веру и тогда всё у них будет хорошо!

Дуня посмотрела на Семёна. Давно она не видела его таким злым. Словесные кружева и откровенная ложь даже такого умного парня сбивали с толка. Он не понимал, как можно что-то говорить и не отвечать за свои слова!

Оба замолчали, обдумывая сказанное.

— Дунь, ты уверена в том, что делаешь? — наконец спросил он её. — Боярыня потребует от тебя объяснений.

— Ох, Сеня, ни в чём я не уверена, — призналась она и только он хотел воскликнуть, зачем же тогда она устроила переполох, как Дуня воскликнула:

— Но сколько можно воевать с новгородцами? И мы и они тратим силы, а на что? Ради чего? Посадники издёргали людей и не хотят видеть, что на их землях уже некому жить!

— Но зачем этот караван? — не понял Семен.

— Я покажу им новый товар! Сеня, это же не примитивное сырьё, а настоящий товар! Новгородцы сразу поймут, что ганзейцы вцепятся в него руками и ногами.

— Мы могли бы сами продать ганзейцам, напрямую.

— Как видишь, не справляемся, — с горечью ответила она. — Может необходимо больше времени, чтобы пошла слава о нас, а может, нас специально маринуют, чтобы взять всё задарма или есть кто-то, кто не даёт развернуться нашей торговле. Во всяком случае, купцы из других городов нашего княжества покупают меньше, чем мы производим.

— Да уж, размахнулись наши мастера на славу! — хмыкнул он. — У меня даже отец стал частенько прогуливаться по торговым рядам, чтобы посмотреть, что там новенького появилось.

Дуня перевела дух и неожиданно жалобно посмотрела на Семена:

— В общем, я не знаю, что тебе сказать. С одной стороны мне захотелось показать новгородцам, что с нами выгодно вести дела, а с другой необходимо помочь нашим производителям новинок. Они сейчас встают на ноги и недостаточный спрос разоряет их.

Боярич пристально посмотрел на Дуню, и она взглядом спросила его, что он пытается разглядеть в ней. Семён опустил глаза и нехотя признался:

— Знаешь, в городе полно высокородных бояр, но никто из них даже не подумал оценить проблемы новых мастерских, хотя все рады изобилию. И уж тем более никому в голову не пришло поддержать людей.

— Я всего лишь намекнула, что есть возможность… — смутилась Дуня, — …и вся нагрузка ляжет на Евпраксию Елизаровну с княжьими холопами.

Семен прервал её:

— Ты взяла и озаботилась обо всех. Даже новгородцев пожалела, а они в рот Казимиру смотрят. Как бы они потом ни переняли наши новинки.

Семён умолчал о том, что новые мастерские как раз именно так и появились, переняв новинки Кошкина-Ноги, а Дуня своей выходкой подпихнула этих подражателей под руку его матери.

Он надеялся, что Евпраксия Елизаровна поймёт, что мастерская её сына только погрязла бы в мелочёвке, упуская важные направления. А так в Москве за короткий срок пристроили каждую свободную душу к работе, и нищих теперь не у каждой церкви сыщешь.

Но тут Доронина встрепенулась и жарко начала доказывать:

— Так мы ж не сидим на месте, а развиваемся! Пока они будут повторять наш товар, мы сделаем новое!

Боярич лишь хмыкнул, но в этом вопросе у Дуни была твёрдая позиция:

— Пойми, только так идёт развитие ремесел! Ты посмотри, как за счет заказов Кошкина-Ноги скакнуло кузнечное дело! А ему всего лишь потребовалось гибкое железо для рессор.

Боярышня подскочила и помогая себе руками, начала перечислять достижения:

— А гончары! Ты видел, как быстро они отреагировали на напечатанные в книжках рецепты по заготовке на зиму продуктов и выставили на рынок новые формы горшков, плошек, банок? Они же удивили всех дивными фигурками, кои сделали для души, а их умывальники, корыта и прочее по хозяйству! Это же прорыв! К тому же многие новинки глазурованы разными цветами. Понадобилось — и вспомнили старые рецепты! А недавно мои рядовичи сварили несколько пропиток для дерева и одна из них не даёт гореть дереву.

— Совсем?

— Не совсем, но надо постараться, чтобы пропитанная деревяшка загорелась. А всего-то люди начали думать, как сделать лучше и качественнее, да чтобы другие не смогли повторить.

Дуня ещё много говорила, пытаясь убедить не только Семёна, но и себя,