Книга Оборотень по объявлению. Моя свободная пара - Наталья Александровна Буланова

полгода”. И пялилась в телефон до часа дня, когда мы погрузились в машину. Гибрид даже не прочитал сообщение.

Я замолчала, а Леон пролез под кожу:

– И что ты испытала? Было раздвоение чувств?

– Было. Человеческая половина ехидно заметила, что Саша в своем репертуаре – даже не открывает от меня сообщения. Звериную же половину узлом закрутило внутри. Но боль была общей.

– Так, и когда он прочитал сообщения? Написал? Позвонил?

– Так, и что же было дальше? Саша позвонил?– Я сломала сим-карту сразу же, в машине, еще в самом начале пути.С одной стороны не хотела его слышать. С другой, мечтала, чтобы он нашел меня через отца и мать.

– Да. Спустя три дня. На телефон мамы.

– И?

– Я сказала, что ничего не слышно и чтобы он писал сообщения. Он позвонил еще раз. Я повторила то же самое.

– Почему не хотела говорить?

– Больно. Боялась. Не хотела.

– Написал.– И что дальше? Он написал?

– И? Я умру от любопытства! – поторопил Леон.

Я с ехидной усмешкой наблюдала, как вытянулось лицо Леона.– Я не хотела читать. Прочитала мама. И только спустя несколько лет, она рассказала мне, что было в том сообщении. Она даже его сохранила как доказательство. На всякий случай. Так было написано: «Поздно заметил сообщение. Прости. Я все это время провел в больнице. Лина пока без изменений. Неожиданно ты уехала. Удачной дороги!»

– Кхэм-кхэм, м-да. И что было дальше?

Для меня дальше – самый сложный период моей жизни, но описать его в двух словах просто невозможно. Это все надо пережить, чтобы понять глубину той ледяной реки, в которой я оказалась.– Дальше? Полный пофигизм со стороны Саши – вот что было, – сказала я и замолчала.

– Сначала все было прекрасно. Я приехала туда, ощущая себя абсолютно свободным человеком.– Но на этом же дело не кончилось? Из-за чего-то звериная половина взбрыкнула так сильно. Что случилось в Заполярье?

– Врешь.

– Немного.

– И что же там случилось? Что-то ведь важное.

– Да. Очень важное. Там умер Хвостик. Остался подо льдом реки, – я сказала об этом так небрежно, словно это ничего особенного не значило. Может быть поэтому эффект был намного сильнее – Леон дернул головой и по лицу словно мышечный дерг прошел.

У него же теперь тоже дочь. Может быть, представил, что она проходит через подобное, и вздрогнул?

Я словно вернулось в прошлое, оказалась в медицинском вагончике мамы, из которого потом убежала со срывом чувств.– Ты прочитала сообщение от Саши? Он что-то сделал? Позвонил? Передал весть, что Лина из-за его ментального срыва умерла?

– Но как умер Хвостик?– Нет. Саше всегда было дело лишь до себя. Может, для вас это жестоко прозвучит, но в этой ситуации мне жалко больше всего себя. Все жалеют Лину, случайно пострадавшую и по стечению обстоятельств так быстро покинувшую свет, а я жалею себя. Знаете, через что мне пришлось пройти в Заполярье? Через постоянное унижение. Когда узнали, что я отказалась от истинного, как только меня не пытались задеть. Мне говорили, что я потаскушка и изменила Саше, поэтому он меня бросил. Мне предлагали всякие непотребства в издевательской форме. Обо мне шептались на каждом шагу. Искали недостатки, делали виноватой во всем. И лишь Бура и родители были на моей стороне. Правда, чернобурый немного ссорился со мной, но всегда делал это открыто. А потом и вовсе помог пройти испытание.

– Папа с детства меня учил, что эмоции – это поводья. Но если постоянно держать норовистую лошадь в узде и стегать кнутом, она сбросит седока и убежит. Вот и у меня такое случилось. И повод был не такой, чтобы ах. Бура приставал ко мне с очередным вопросом, где мой истинный, когда все вокруг надо мной издеваются. И я крикнула тогда: “Если бы мой истинный был нормальным, он бы тебе, Бура, голову открутил!”

Сорвалась я тогда. Не ожидала, что произойдет дальше.

– Бура упал на термочаны с чаем и получил сильный ожог. Мама его перевязывала с особой тщательностью, шутила, так мило общалась. А Бура делал вид, что ему не больно, и всю дорогу до вагончика меня донимал, что с моим истинным не так. Помню, как меня бесило мамино отношение к чернобурому – тот донимал меня весь месяц, а у лиса даже своя чашка среди медикаментов была. И папа был к нему добр. И меня еще поить его с ложечки заставили, потому что руки были перебинтованы.

– Чувство, что я одна на белом свете. Что Саши рядом со мной действительно нет. Что истинный, тот, кто должен стать крепостной стеной от агрессивного мира, спит у ног другой. И я незаметно для себя обернулась лисицей и убежала. Зверь взял вверх. Как я потом узнала, папа шел по пятам, но давал мне время справиться со своей животной половиной.Я замолчала, вспоминая те ощущения. – Что ты ощущала в тот миг? Тогда же произошел срыв зверя, верно? Я ответила тихо:

Леон кивнул:

– Иначе бы ты навсегда осталась с нестабильным зверем, если не смогла бы его самостоятельно укротить.

Леон видимо сглотнул:– Да, но мне было так хорошо в звериной шкуре. Обычно истинность приписывают животной стороне. Но я впервые за долгое время ощущала себя нормально, а не брошенной, невостребованной и пустой.

– И что же случилось?– Представляю, что чувствовал Никс. – Папа говорил, что видел, как его лисенок голодает. Видел, как спит, кое-как нарыв нору. Видел, как зверь взял вверх и ведет дочь день и ночь. И больше всего на свете хотел схватить меня и отнести домой, отогреть, чтобы я превратилась в человека. Пожалеть, обнять, напоить и накормить. Но было нельзя.

– Хвостик оказался подо льдом ледяной реки Заполярья. Вытащил папа только меня, – я торжествующе улыбнулась. – За волосы, потому что я уже обернулась. В тот момент я уже поняла, что нет ничего ценнее человеческих чувств и человеческих эмоций. Что счастье – оно в голове, а не в истинности. Что я зря убивалась из-за Саши, когда мне всего-навсего пятнадцать лет. Что я столько всего не видела, столько всего не испытывала, столько всего еще не узнала. В тот миг я родилась заново.

Леон пораженно смотрел на меня, кадык его дергался. Я даже получила удовольствия от глубины его впечатления.

Леопард смог спросить только спустя минуту:

– Саша знает об этом?

– Не важно.

– Знает?

– Не имею ни малейшего понятия. Через некоторое время после случившегося, меня просили вытащить его из шкуры зверя, куда он себя загнал из-за чувства вины из-за Лины.