Книга Войны кровавые цветы: Устные рассказы о Великой Отечественной войне - Волков

мы тут, беседуем. Видим, что эти документы нам подойдут, потому что на этот документ мы подберем людей, похожих там или непохожих, лишь бы год подходил и тому подобное.

Вот укладываем в мешок, он достает нам шубы, рукавицы, варежки, портянки, шапки. И все мы укладываем и говорим: «Господин староста, вы нам покажите дорогу, чтобы не попасть к партизанам».

Он садится с нами, я сажусь в этот возочек. Конь у нас такой, что только нажать вожжи — и поше-е-ел! Костя садится сюда, а его садим между собой.

Но мы знаем, куда нам ехать.

Едем, едем, едем. «Господа, надо левей». — «Нет, господин староста, волостной старшина, нам надо чуть поправей». Мы его повезли в Плошки — там Овчаренко со своим штабом стоял.

В два часа примерно мы являемся. Тут ребята окружили: «О, господин староста!» — а его все знают. И крестник его даже тут.

«Ну, что, крестный, хватит тебе людей вешать?» А у него стоят против дома две большие липы. Понимаете, идут люди с окружения, надо человеку где-то переночевать. И вот он, паразит, ловил, этим занимался. (А один даже, наверное, недели две висел, не снимали немцы.) Подлец был, подлец.

Привезли его, Овчаренко допросил — особый отдел был тут же. Капитан Иванов и говорит: «Везите его, предателя, ребята!» Там обрыв такой у дороги, зимой пурга нанесла.

Знаете, что интересно, крестник его все же и расстрелял.

6. Партизаны — боевой народ

Партизаны — боевой, отчаянный народ, здорово давали фашистам дрозда! И мы, и наши соседи, друзья-товарищи. Вот по соседству с нами наши дружки под Смоленском на станции Куприно пустили (под откос. — А. Г.) воинский эшелон немецкий. Оттуда возвращаются и уснули на поле: там несколько ночей они не спали, все караулили. Их и окружили немцы. Их и всего-то было пять-шесть человек. Тут усталость как рукой сняло, они открыли с ними бой, и из этого боя вышли победителями. И привезли «языка» с собой. Что и как готовится — он все рассказал.

Вот деревня Кочерговка. Мы знали, что немцы забирают молоко, заходят туда — уже это был май — июнь месяц сорок второго года. И вот немец заходит и говорит: «Матка, давай млеко». А наши два мальца за занавеской. Выходят оттуда: «Хенде хох!» Привезли его в штаббригаду. Овчаренко связался с Кувшиновым, там стояла опергруппа Калининского фронта, которой мы подчинялись. И оттуда сказали, чтобы немца доставить немедленно туда. Так он лучше наших стал маскироваться: надо ж передовую пройти. Смешной такой. Спрашивает: «Я теперь буду живой?» — «Конечно, будешь». — «И в Москве я буду?» — «И в Москве будешь». — «И пиво будет?»

7. Про Батю

Вот тут был целый партизанский край. Он организовался так, что работали сельские Советы, райисполкомы, райкомы — все было нормально.

Сражался я во второй партизанской бригаде, соединение Бати. Кроме нашей бригады — командир Овчаренко, — в соединение входили бригады Ледникова, Феди Кретова, Михаила Барина — вот этим всем командовал Батя. Он бывший полковник старой армии, партизан дальневосточных боев. Все его звали Батей. Мы знали, что с такой кличкой он приехал (на самом деле он Калида Николай Никифорович).

Батя появился у нас весной, в мае месяце, уже из дивизии. Тогда и потом был такой простой, одевался так: телогрейка, бурки… а все ж поглядеть — вот это командир так командир! А умный, а организовать, сплотить умел накрепко! И понимал как все это дело (партизанское), несмотря на то что условия тяжелые были!

К нам в Рибшево приезжал не раз. Вот раз было. Приходят, говорят: «Иван Иванович, надо «языка» достать». Иван Иванович вызывает меня: «Сколько тебе людей дать?» Я говорю: «Человек пять надо, чтоб языка достать». Дал. И поехали мы в район Бердяево. Там нашли своих людей. Говорят, ездят немцы к нам сюда, в Бердяево, за фуражом или собрать теплую одежду, — все, что нужно, они ведь забирали у мирного населения. Мы с ними и связались тут. Было их больше тридцати человек, но мы дали им прикурить и привезли двух «языков» да и трофеев еще. Напали на них из засады и там накрыли.

Батя-то заметил. Говорит: «Иван Иванович, я вас попрошу, покажите мне людей, которые были на этой операции». Заботливый был, и принял нас как хорошо!

Батю очень народ любил! Население за ним так, знаете, как за отцом родным. И все идут женщины, и все идут к Бате: вот то-то, то-то, то-то. Вот такой характерный случай был. Там староста забрал у женщин свинью, немцам чтоб отдать. А у них, известное дело, детишки мал мала меньше, кормить-то надо!

Батя сейчас дал ребятам команду: рассчитаться с этим подлецом, чтоб не обижал население.

8. Лиза Чайкина

Лиза Чайкина была секретарем комсомольской организации Пеновского района. О, это была энергичная, активная, веселая девушка! Что только она не делала для своих комсомольцев! Вот и жилось нам интересно, всегда в делах были…

Мне довелось ее два раза видеть. Она меня в пионеры принимала и вручала комсомольский билет. Я училась в Охватской школе. На каждый наш сбор Лизу звали. Считали праздником тот день, когда она приходила. И вот пришла она к нам на торжественный сбор, когда меня в пионеры принимали. Помню, Лиза пришла, а мы так растерялись! Так она для каждого из нас ласковое слово сказала. Подмигнула она глазом и сказала: «Держись, пионерия!» Но вот этот сбор как-то уж и забылся.

А вот как она нас в комсомол принимала, хорошо помню! Ведь Лиза сама была настоящим большевиком, самым настоящим большевиком! А этим словом все объясняется! Поэтому и боролась Лиза за то, чтобы в комсомол принимали самых достойных, которые и учились отлично и всегда во всем были активны. Поэтому из всего нашего класса приняли только пять человек!

Лиза к нам в школу опять приехала. А в школе так торжественно было: знамена стоят, почетный караул. А у Красного знамени мы и клялись, целовали его, припав на колено. А галстуки пионерские свои передали младшим ребятам. Лиза нам говорила, чтобы мы всегда были достойны этого звания — комсомол! Чтобы помогали во всем старшим. Звала нас всегда стоять в первых рядах за Родину. Она говорила громко, с оканьем. У многих ее слова слезы вызывали. А потом мы в Пено ездили: Лиза нам комсомольские билеты вручала. А ведь она всех своих комсомольцев как облупленных знала.

Она сама по району ездила, во всех деревеньках побывала, со всеми переговорила. Она, бывало, утром — в одном