Книга Странствие. Книга I - Григорий Исаев

действительности?» Этот вопрос терзал его больше всех остальных, и ответить Натан на него не мог до сих пор, или боялся узнать о себе нелицеприятную правду.

На улице уже стало совсем темно. Не понятно, как долго он просидел в этом положении, может час или два. Он сжимал в ладони брошку в виде Полярной крачки и мысленно перемалывал прошлое, настоящие и думал о будущем. В его жизни все стремительно менялось, с болью, словно запекшаяся кровь от раны, отрывалась все надоевшая, но такая привычная жизнь. Старые раны закровоточили с новой силой.

Никогда раньше Натан не понимал так ясно, что все последние тридцать лет были просто побегом, сначала от дела отца, потом от болезни любимой женщины, а затем от страшных воспоминаний.

В тот миг, когда его посетила это осознание, он вдруг отчетливо увидел, как перед ним из ниоткуда появилась Аврелия. Она стояла в нескольких шагах от него и смотрела прямо ему в глаза. Как всегда, не высокая, худенькая, словно хрупкий цветок — ничего не поменялось в ее облике. Ее лицо было молодо и свежо, но глаза были наполнены грустью. Она печально улыбалась.

— Если ты будешь ждать внутреннего озарения, то, возможно, ты прождешь его всю свою жизнь, — сказала она.

У Натана перехватило дыхание. Он не мог понять, что это за наваждение, магия это или послание богов. Аврелия была такой живой, такой прекрасной, такой юной. Он стал тереть глаза ладонями, а когда вновь посмотрел в ее сторону, то больше уже ничего не увидел.

Натан растерянно огляделся вокруг, «Причудилось», — подумал он. Он глубоко выдохнул. Он все никак не мог выбросить слова Аврелии из головы. «Быть может я и правда ждал озарения все эти годы?» — спросил себя Натан. — «Нет… К черту все… Останусь и будь, что будет».

Чтобы как-то очистить свой разум от беспокойных мыслей он вышел из своего дома. Облака, как морская пена, сплошными полосами протянулись вдоль горизонта, темно-серыми пятнами выделяясь на черном фоне неба. Огоньки звезд пели колыбельную песню всему миру, и темнота прохладным одеялом накрывало его. Лишь тёплый ветер, словно дитя, все никак не утихал и гулял по просторам полуострова, мыса, над городом и морем раздувая ветви деревьев, и те шелестели в темноте и успокаивали взволнованного Натана.

Он встал у двери, глубоко вздохнул, взглянул на небо. Тишину пилили своими надкрыльями тысячи сверчков. Мысли стали покидать Натана. Туника приятно пропускала прохладный ночной воздух. Старому портному внезапно захотелось пройтись по улицам ночного города. Сам того не осознавая, он зашагал к своему старому знакомому — Поплу. Порывы легкого ветерка толкали в спину, подгоняя старика в направлении местного винного садика, который работал с утра до глубокой ночи, а иногда и до утра. Часто около него становилось шумновато, нередкими были драки и всякие другие неприятности, но несмотря на это этот садик был самым славным во всей округе. Располагался он за мостом в черте замка или иначе в верхнем городе. Верхняя и нижняя части города были разделены бурной рекой, спускавшейся с гор Содраберг, расположившихся в основании полуострова. В конце своего пути река с грохотом падала со скалы и сливалась с морскими пучинами, а там внизу под скалами недалеко от водопада расположился внушительный порт. Верхний город был фактически центром культурной жизни горожан. Туда стекался весь народ, который жаждал отведать лучших местных вин, страстного или веселого общения, отметить вечер или закрепить день. В последнее время, конечно, все было гораздо скромнее — война как никак.

Так что вечером на мосту становилось довольно людно — народ пешком, на ослах, лошадях и повозках валил в обе стороны. Стоит замешкаться, как тут же услышишь: «С дороги, слепец!» или «Ты самоубийца что ли, дурень! Задавлю ведь!» Натан умело и без лишней суеты преодолевал этот поток, но сейчас была ночь — мост был совершенно пуст.

Он обошел привычную ограду в виде соединенных между собой колонн, между которыми росли кустарники в человеческий рост, служившие еще одной оградой — эх, сколько бедолаг спьяну на его памяти запутывались в них. Натан сразу вспомнил, что и сам один раз, перебрав от души, шатаясь, побрел, минуя калитку в садик, лишь бы сократить свой путь, и все кричал: «Аврелия, Аврелия! Прости меня, я должен был отправиться на Север!» И ведь действительно в тот раз наутро его нашли у ворот города — его намерения, подавляемые годами, обрели силу под действием горячего вина. Так что Натан не осуждал всех тех пьяниц, которые охмелев, куда-то пытались добраться — горячие напитки делают желания горячими. Сам садик был довольно небольшим: двадцать шагов в ширину, столько же в длину. Тут и там росли небольшие деревца, служившие защитой от палящего солнца и декорацией. Деревянные грубо обработанные столы и лавки стояли около деревьев в их сени.

В эту ночь было не людно. Лишь за парой столов кто-то был. Потом Натан вспомнил, что уже завтра должен быть праздник Савинга — видимо народ готовился к нему, потому-то никого здесь не было. Внимание Натана привлекла одна компания, расположившаяся в самом углу сада под большим деревом, подальше от входа. Люди там сидели довольно тихо, будто старались быть неприметными, но разглядеть, кто это был, Натану не удалось.

Остановившись у знакомого и полюбившегося ему каменного прилавка с котлами для нагревания вина, Натан осмотрелся в поисках винодела. Прилавок ограждал собой территорию, где властвовал винодел Попл: там у него стояли и кувшины с вином, и корзины со съестным, и бочки с водой. На стенке позади винодела от колонны до колонны повисло бревно, на котором были закреплены ветви оливы, вяленое мясо и огромные круглые головки сыра. Стоило Натану очутиться у прилавка, как винодел с громким хохотом произнес:

— Ну что, Натан, опять ты, старый, как смерть угрюмая! Давай-ка я тебя напою горячим вином — точно полегчает.

Увидев, как Натан кивнул в ответ, винодел достал из чаши, над которой поднимались клубы пара, черпак, наполненный бурым, как кровь, вином, и вылил его в стакан. Взяв в его руку, наполненный ароматной теплой жидкостью, Натан почувствовал, что на душе становится спокойнее, будущее уже не кажется таким мрачным. Натан принялся потягивать любимый напиток и тепло вслед за ним стало пробираться в самую глубь его тела, в животе зажглось приятное чувство, которое бойко захватило все тело и избавило от всяких напряжений и дурных мыслей. Глаза заблестели, тяжелые мысли улетучились.

Винодел не донимал Натана своей болтовней, и тот просто