Книга Мама, папа, я и Перестройка - Марципана Конфитюр

а отложил бегемота и, забившись в уголок за дальним креслом, стал листать вчерашний журнал с плачущим солдатом. Первая же статья, которая мне попалась, была про проблему распространения наркомании среди проституток, манерно именовавшихся «ночными бабочками». С этим журналом я провозился до того момента, как в телевизоре появилась настроечная таблица. После этого родители, наконец, погнали спать и меня, и себя самих, не забыв заметить, что журналы – не игрушка, а картинки смотреть лучше в книжке про Буратину.

В темноте, когда все улеглись, и прошло время, за которое я должен был уснуть, мама спросила:

– Ты вчера хотел... Сегодня хочешь?.. Я подумала, что можно...

– Давай в другой раз, – буркнул папа. – А то он и правда проснётся... Да и настроения нет от этих новостей...

4.1

Утром субботы я подтвердил своё пламенное желание оказаться у деда с бабкой. За прошедший день мне и правда искренне захотелось туда поехать: если честно, я устал от полного отсутствия личного пространства в родительской квартире. У старшего же поколения квартира была, по крайней мере, двухкомнатной, и меня там клали спать в гостиной на диване, так что хотя бы ночью можно было побыть одному.

После телефонного звонка через соседей и выяснения, что бабушка с дедом не против принять меня, я был отправлен к ним. Родители остались дома заклеивать окна и, надеюсь, веселиться.

***

Увидев живых деда с бабкой, я снова расчувствовался. Думал, что уже привык к реальности восьмидесятых годов и себя шестилетнего – но оказалось, что нет. Только тогда, когда я обнял бабушку, почувствовал под руками её тёплые, живые бока, до меня дошло, что всё по-правде, что игра, в которую я играл два последних дня с родоками и Илиадой Михайловной, это вовсе даже не игра, а настоящая реальность. Мне дан второй шанс. Я запорол прохождение жизни, но, к счастью оказалось, что кто-то умный сделал сейв, тогда, когда главные квесты ещё не провалены, а спутники живы...

В общем, я опять чуть не заплакал. Чтобы дед и бабка не подумали, что внук слетел с катушек, пришлось убежать в ванную и долго-долго, пока лицо не примет нормального вида, плескаться там под предлогом, что в детском саду рассказали о важности гигиены, и теперь я решил подходить к ней ответственно.

Собственно, квартира деда с бабки не так уж и изменится за следующие тридцать с чем-то лет. Когда три недели назад, в прошлой жизни, я был тут последний раз, то видел ту же стенку, те же кресла и диван, то же трюмо, тот же кухонный гарнитур... Правда, обои ещё не так выцвели, и неровность в коридоре ещё не была завешена предвыборным плакатом из нулевых. Ретрофутуристические часы из 60-х, венчающие стенку из ГДР, ещё выполняли своё назначение – ходили, а не просто оставались, потому что жалко выбросить. Ковёр в спальне был новым, и даже тот факт, что висит он на стене, почти не портил его. Кровать пружинила. С кресел не свисали куски обивки. Безделушки в серванте сами по себе не изменились ничуть, но то ли из-за того, что не были покрыты пылью, как в будущем, то ли из-за детского мозга в моей крошечной головёнке выглядели не как давно знакомый мне пластмассовый мусор, а как красивые и интересные вещи. Пузырьки с советским лаком для ногтей возле трюмо смотрелись так, словно ещё не засохли; словно ими правда можно было что-то красить, а не только использовать в играх в качестве пассажиров моих машинок. Словом, вся квартира была та же, но другая. В ней чувствовался не дух безнадёжной старости и запустения, заставлявший меня взрослого сводить визиты к деду к минимуму, а созданный ещё не растерявшим энергии опытом бабушкинский уют. Уж не знаю, было ли дело в объективных фактах или в моём восприятии... Может, просто день сегодня выдался солнечный. Может, мне из-за размеров моего нового тела эта квартира казалась просторнее, а потому и роскошнее. А может, дело было в запахе блинов, которые я потребовал тотчас же, как бабушка спросила, что приготовить...

Со сметаной и сгущёнкой уже были перебои, но варенья в бабушкином «хрущёвском холодильнике» ещё оставалось хоть отбавляй, а один из неочевидных плюсов моего нового возраста состоял в том, что можно было есть что угодно, не боясь потом не влезть в очередные штаны. В общем, к двум часам, когда из телевизора заиграла знакомая музыка Поля Мориа, открылись кованые ворота, заплясали аисты, промчались антилопы, затем обезьяны принялись летать между лианами, словно птицы, а потом ещё только начинавший стареть Николай Дроздов заговорил про лежбища сивучей на Курилах, я ел блины со сливовым вареньем и был счастлив.

После еды бабушка повела меня гулять. Сначала в свой двор. Там я чуть-чуть покачался на скрипучих качелях, а потом решил было залезть в маленький домик на площадке – оказалось, что нельзя. Бабушка почему-то запретила мне забираться в это самое привлекательное для игр место на всей площадке – так же как это было с воспитательницей и аналогичным домиком в детском саду. После этого в домик не захотелось, естественно, ещё больше. Однако спрашивать, почему туда нельзя, я не стал, подозревая, что за этим может крыться какой-то секрет эпохи, незнание которого разоблачит меня как чужеродную душу внутри дошколёнка. В общем, я сказал, что этот двор неинтересный, и мы с бабушкой пошли по направлению к другому, где имелись не скрипучие качели.

По дороге мы зашли на рынок, где с недавних пор осуществляли индивидуальную трудовую деятельность соседские бабушки. Одна продавала маленькие алоэ и фикусы в майонезных баночках; вторая – самовязаные носки и пинетки; третья – собрание сочинений Аркадия Первенцева. Возле четвёртой торговки мы остановились. Это была бабушкина подруга. Она продавала пойманную мужем рыбу, а также полученные по талонам её непьющей и некурящей семьёй водку и сигареты. Старушки разговорились. Пока