Книга Зеркало времени - Николай Петрович Пащенко

Чёрт его побери, кажется, японский пилот решил меня таранить! Сумасшедший!!!

Подбитый самолет словно скользит вдоль лезвия невидимого ножа, не меняя ни курса, ни крена, ни угла пикирования. Вот оно что: похоже, заклинило управление. Я слышу нарастающее завывание его падения, начал визжать пошедший в самопроизвольную раскрутку воздушный винт. «Зеро» опасно сближается с «крепостью», уже заметны повытертые ботинками места на окраске борта фюзеляжа под фонарём пилотской кабины, но и мне невозможно ни отвернуть, ни притормозить, — «крепость» еле держится в воздухе и неспособна к маневрированию.

«Зеро» в секунды обгоняет мою небесную черепаху, перерезая ей курс, и проносится всего лишь в сотне футов от меня. Носом и консолью крыла он взрезает неподатливую воду и переворачивается в целых водопадах брызг. Небеса в ужасе отпрянули, вздыбились на мгновение над погибающим человеком и тяжко опустились-опали своей померкшей голубизной над его океанской могилой — замечаю верхнебоковым зрением.

А глаз по инерции пробегает далее по гребням волн, отыскивая упавшую машину, но её уже нет на поверхности величественных золотистых и синих вод, сомкнувшихся клубками водоворотов и вскипевших из глуби мириадами зеленоватых воздушных пузырьков. Лётчик не покинул машину и теперь тонет вместе с нею. Глубина здесь не меньше двух миль. Тонуть им придется очень долго. Его тело и кости за несколько лет привычно растворит и пополнится им океан… И на дне надолго останется лежать пустая алюминиевая скорлупка, облекаемая грязью донного ила.

— «В море соли и так до чёрта — морю не надо слёз…», — опять Вознесенский? Откуда, откуда это?

Целая куча «Зеро»… Значит, неподалёку за горизонтом японский авианосец? Наверняка, с эскортом, — думаю я. — Лишь бы не по курсу, не то вылезу прямо на них.

Сегодня я тащу на себе мою «Сверхкрепость», настал мой черёд, и уже я должен долететь до этой трижды благословенной Иводзимы. Для таких, как я, морская пехота и захватила зеленокудрый, местами каменистый, местами жёлто-песочный от залежей природной серы и запылённый ею островок, по прихоти природы, по случаю оказавшийся всего лишь в тысяче миль от страны Восходящего солнца.

Высота — шесть тысяч футов, одна тысяча восемьсот метров в метрической системе, и мой измордованный «Боинг» продолжает неудержимо скатываться вниз, вниз, вниз, к волнам и глубинам Тихого океана. Нет, разумеется я не знаю моего будущего, но похоже, что… Полет по прямой с постоянной скоростью и почти установившимся снижением — элементарный линейный график в виде наклонной прямой, через время «t» пересекающейся с осью координат на поверхности океана. Неужели не ясно?

«Неужели не ясно?» — капризно выпятив розово-перламутровые губки, снисходительно спросила меня Кэролайн, когда я довольно неуклюже повторил попытку войти в её доверие. — «Неужели с самого начала было не ясно, что у нас с вами ничего не получится?»… Судя по определившемуся графику, мою «крепость» смогут начать обживать и собирать в ней трофеи через тридцать четыре минуты. Имею в виду мародёров из числа обитателей океанских глубин. «Неужели не ясно?»

Если вернусь — клянусь: мы поженимся. Всё, сгинь!.. Мне пока не до тебя!.. Курс — на Иводзиму… Лететь до неё ещё не меньше двух часов… До поверхности воды только полчаса снижения. Как бы я хотел, чтобы именно сейчас меня в моей «крепости» не было…

За полёт я оброс здоровенной щетиной… «Какое бескультурье», — сказала бы Кэролайн. Я всегда брился после приземления, а уж потом шёл к ней. Полсуток в воздухе — и каких — не шутка.

Только сейчас меня озарило, только теперь я нашёл себе полновесное оправдание и понял, зачем я принимаю участие в этой проклятой войне: своими грозными бомбами я хочу примирить всех и вся!

В сорока семи боевых вылетах я обрушивал бомбы на тех в Японии, кто покушался на мою культуру, на мою цивилизацию, не понимая её прогрессивности! Но, клянусь, с не меньшим удовлетворением я отбомбился бы и над моей собственной страной по тем бетонноголовым дикарям, кто не достиг моего уровня культуры, кто тянет мою страну вниз! Их жизни ничуть не весомее, чем японцев, чем моя собственная, ведь они не понимают, что воевать стоит только за культуру и расчистку пути для неё, а не ради денег, не ради чего бы то ни было другого, какие бы высокие цели, мотивы и принципы ни выдвигались при этом политиками — разве любые иные цели в сравнении с культурными ценностями вообще хоть что-то стоят! Как в этом извратившемся мире ничего не стоят сами наши жизни…

Современный уровень развития науки и техники уже позволяет свести все культуры в единое русло и, тем самым, устранить опасность и причину войн…

Да, любая война протекает в определенном культурном пространстве, то есть и в идеологическом или религиозном руслах, или, может быть, объёмах. Идеология, религия — вот более высокие и могущественные периоды, нежели сравнительно краткосрочные экономические, а тем более политические притязания. А ведь идеология и религия — всего лишь элементы культуры… Что же, что тогда в этой короткой нашей жизни настолько возвеличивается, что царит надо всем ещё выше?.. Неужели только деньги, подчинившие себе всё в этом немирном мире?

Самолёт мой теряет высоту неукоснительно и категорически. Как хочется лечь на штурвал… Что по-японски означает Иводзима? Что-то невыносимо щемящее в сердце, поэтическое?

Лишь наступит прилив,

Вмиг скрывается отмель,

И тогда в камыши журавли улетают, крича…

Неисповедимо всплыло в моей памяти неведомо когда и как занесённое в неё драгоценное творение средневековой японской поэзии…

…Самолёт мой самостоятельно больше в небе не держится — его держу я. Держу вот этим двурогим штурвалом, вращающимся вправо и влево на трубчатой и тоже качающейся от меня и ко мне металлической стойке… Если я лягу на штурвал и, тем самым, толкну его от себя, не пройдет и минуты, как всё для меня закончится… На штурвал… Лечь на штурвал… Ложиться на штурвал… я себе… запрещаю… Запре-щаю!..

«Где «Мустанги»? Почему я вновь ничего не слышу? Чёрное небо, яркие дневные звёзды над моей узкой кабиной… Где я?.. А кто — я?.. У меня вновь раздваивается сознание… Бабушку Джорджа Уоллоу, который спит в задней кабине, звали Кэролайн… Кто же тогда я?! Как всё это понимать?.. Если бы всё шло нормально, через полчаса с этой высоты я уже видел бы этот остров… Откуда я знаю длинный узкий галечный мыс под взорванной скалой, совсем голой три четверти века, шестьдесят пять лет со времени минувшей Второй Мировой войны?.. На этом затерянном в океане острове