Книга Мрачная трапеза. Антропофагия в Средневековье [Литрес] - Анджелика Монтанари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В городе Форли в 1488 году был убит Джироламо Риарио, местный правитель Форли и Имолы. В ходе вендетты, устроенной его женой, Катериной Сфорца, многие из покусившихся были истреблены. О случившемся мы узнаем от Леоне Кобелли, современника и очевидца событий, стоявшего на стороне господ Форли. Вернув контроль над городом, Катерина приступила к жестоким репрессиям по отношению к убийцам своего мужа. Отец братьев Орси, возглавлявших заговор, был схвачен и убит вместо бежавших сыновей: его привязали к шесту таким образом, чтобы оказалась свободной только голова, затем – к конскому хвосту и три раза проволокли вокруг площади. После его труп распотрошили, а внутренности разбросали по земле; Кобелли, будучи свидетелем мрачного зрелища, «стоял позади, чтобы досмотреть до конца», рассказывает, как один из солдат продолжая зверствовать над обезображенным трупом, вырвал и впился в его сердце зубами[151].
На пороге нового века в Перудже развернулся не менее кровопролитный заговор, давший место новым случаям каннибализма: эта кровная месть между братьями вошла в историю как «алая свадьба» 14 июля 1500 года. Описание резни передает Помпео Пеллини, рожденный в Перудже в 1523 году, стоявший на стороне семьи Бальони. Согласно хронисту, в предверии свадебной церемонии между Асторре Бальони и Лавинией Колонна, Карло ди Оддо Бальоне вместе с одним из родственников, Джироламо делла Пенна, готовил ужасный план по истреблению «Гвидо и Родольфо Бальони со всеми их детьми». Заговорщики проникли во дворец после празднований. Брачный альков достался Филиппо ди Браччо, который напал на Асторре вместе с соратниками, «не дав ему ни единого шанса защититься». Тогда Филиппо ди Браччо вырвал сердце из груди умершего и зверски впился в него зубами, бросив голое тело посреди улицы[152].
На 1500 год приходится еще один эпизод антропофагии, переданный не только Пиллини, но и современником событий, Франческо Матуранцио. События происходят на этот раз в Акваспарта, недалеко от Тоди. Летописцы пишут о том, что Вителлоццо Вителли, «солдату церкви», было поручено папой римским освободить Тоди от правления Альтобелло ди Кьяравалле и Джироламо да Канале. После захвата города Акваспарта, Альтобелло был схвачен при попытке побега. На долгом пути к тюрьме безумная толпа вырвала пленника из-под конвоя: «каждый из них рвался убить его»; ажиотаж был так велик, что палачи «в спешке ранили друг друга». От «бедного, жалкого тела тирана», съеденного с большим оживлением, «ничего не осталось»[153]. Отличаются от прочих приведенных вплоть до этого момента примеров события, переданные в «Истории его времен» (итал. Storia dei suoi tempi) Пьеро Вальенти. Вальенти, современник, но не очевидец событий, повествует о другой файде, случившейся в Пистойе: речь идет об одной из многочисленных распрей между семьями Панчатики и Канчельери. В 1501 году фортуна отвернулась от дома Панчатики. Укрывшись в Серравалле, они были преданы некоторыми членами их группировки и разрезаны на куски: «там были и те, кому вырвали сердце и зубами своими впивались в него, раздирая на куски»[154].
Несмотря на то что эпизоды в массе своей концентрируются на пороге между XIV и XVI столетием, феномен долго не изживает себя и в последующие века. В Неаполе в 1585 году толпа в отчаянии от нехватки хлеба убивает и рвет на части «Народного избранника» (исп. l’Eletto del popolo)[155], Джовани Винченцо Стараче, которого потом съедает, «бесчеловечно выпив его кровь»[156]; в 1617 году в Париже несчастье выпадает на долю Кончино Кончини, всемогущего маршала д’Анкре, убитого одним из придворных Луи XIII, чье сердце было вырвано из груди и приготовлено на пылающих углях; в 1799 году была изжарена и съедена печень Николы Фиани ди Торремаджоре во время сопротивления Бурбонов в Неаполитанской республике[157].
3. Ритуал насилия
Социально политический контекст, в рамках которого может произойти эпизод антропофагии разнообразен:
1) тираноубийство (прямое или заочное);
2) заговоры и «восстания»[158];
3) наказания покусившихся на господина;
4) вражда между группировками;
5) борьба против городских врагов;
6) частная месть.
Во всех этих случаях каннибализм является частью сложного насильственного ритуала, направленного на обезображивание тела врага, которое предается унижению и посрамлению посредством целого ряда агрессивных и оскорбляющих жестов.
Это оскорбление, наносимое останкам противника посмертно, которое является прямым продолжением мук самой казни[159]. Одним из классических жестов этого ритуала является раздевание жертвы: он присутствует в наказании и Эда Квареля, и Арриго Феи, доверенного афинского герцога, и Антонио Монтеккьо, сообщника в заговоре против Джироламо Риарио, и, наконец, Асторре Бальони, чей голый труп был брошен на обочине.
Психологические и физические страдания, выпадающие на долю жертвы, в той же мере служат ее избавлению, поэтому муки отягощаются унижениями, ранами, ударами и ожогами, вплоть до крайних мер, таких как четвертование. Среди многочисленных видов агрессии, увечья в массе своей символичны и отвечают, в целом, закону талиона («око за око, зуб за зуб»). Либо может быть ампутирована конечность тела, которая нанесла смертельный удар, как случилось с рукой Лампуньяни, которую пригвоздили к колонне, а потом сожгли. Виды оскорблений, наносимых трупу, делятся на те, что направлены на публичное унижение тела, и на те, что стремятся его уничтожить, когда труп сжигают на костре либо бросают на съедение диким зверям[160].
Мы обладаем детальным изображением ритуального насилия в миниатюре, посвященной наказанию Андроника Комнина в манускрипте продолжателя «Истории» Вильгельма Тирского, составленном в XV веке (около 1470–1480 года) в Брюгге и сегодня хранящимся в Национальной библиотеке Франции (ms. Français 68): на одном и том же изображении несколько временных промежутков нанизываются на перспективную ось, идущую от ворот городских стен до тюрбана базилевса, лежащего на земле в качестве символа потери социального статуса государя после свержения. На первом плане, на пике изображения, находится полуголый труп, на который алчно накинулись женщины (рис. 10). На сцене присутствует звериный и агрессивный женский образ: среди убийц одна из женщин изображена с кинжалом в зубах, схватившей плечо жертвы; вторая женщина с удовольством впивается в другую руку, триумфально вздымая оружие, которым ее ампутировала; третья уже сумела добраться до ноги, а остальные жадно ждут своей очереди, потрясая клинками и указывая на останки (этот жест «звучит» как пример и предупреждение, указывает на удовлетворение палача и с иконографической точки зрения является символом мести, как в случае с каннибальскими миниатюрами в манускриптах «О судьбах выдающихся мужей»[161]). На фоне разворачиваются события, предшествующие ритуалу: Андроника, все еще одетого и посаженного задом наперед на круп осла, ведет по улицам города группа людей, один из которых опять-таки показывает на него пальцем. Большое внимание уделено урбанистике: стены в глубине изображения указывают на цель процессии за границей городского пространства, где произойдет казнь, – черта, за которой входит в силу мера социального изгнания. В то же время
