Книга Детективная весна - Татьяна Александровна Бочарова

и серьезно посмотрел на Лизу. Она недоверчиво сощурилась.

— Не может быть. Врешь. Откуда ты мог знать?

— Отсюда. — Он поднял ее ладошку, на которой заживал маленький шрамик от укуса. — Я ведь в курсе, как кусаются кошки. Этот укус явно не кошачий, а собачий. Тебя укусил Гамлет, когда ты снимала с него поводок. Так?

— Так. — Лиза кивнула.

— Ну вот. Я еще хотел спросить… — Серьезность со Славки как ветром сдуло, он лукаво улыбнулся. — Скажи, это ведь ты внушила мне сон, в котором мы идем в цирк? Ты?

— Конечно, я. — Лиза тоже заулыбалась, и на ее щеках возникли ямочки. — Ты мне сразу понравился. Не понравилось только, что пиво ящиками пьешь.

— Больше не буду. Незачем. Я и без пива пьян. От тебя.

Славка замолчал. Лиза тоже молчала, глядя ему в глаза. Мимо них тихо проплывал теплый весенний вечер. Подул легкий ветерок, принося с собой свежий запах дождя и набухших почек.

Славка ласково обнял Лизу за плечи.

— Зато теперь я знаю, как тебя называть.

— Как? — Она доверчиво прижалась к его боку.

— Ты мое Апрельское Привидение.

Галина Романова

«Пока светит солнце»

1

Не надо пытаться искать во всем смысл… Иногда его просто нет…

Анна стояла у окна, прислонившись лбом к холодному стеклу, и невидящими глазами смотрела на утопающую в снеговой каше улицу.

Середина марта выдалась отвратительной. Самой отвратительной из всех, что она помнила. Через день шел мокрый снег. С чавкающим громким звуком он молотил по стеклам, расползаясь крупными кляксами по оцинковке подоконника. Сползал по голым озябшим стволам деревьев на землю. Схватывался до хруста от легких ночных морозов и расползался в кашу от утренних оттепелей. И ветер…

Все время дул ужасный ледяной ветер. Он пробирался за шиворот, хозяйничал в карманах, даже в сумку забирался, ероша мамины рецепты и путая их так, что в аптеке ей приходилось подолгу раскладывать их на прилавке.

Казалось, этот ужасный март никогда не закончится. Он еще много дней и ночей станет сопровождать ее повсюду, заставлять мерзнуть, чувствовать себя страшно усталой, одинокой, никому не нужной. И конца этому не будет.

— И конца этому не будет… — проговорила Аня негромко.

— Чему? Отсутствию смысла?

Младшая сестра Инга глянула на нее поверх тончайшей фарфоровой чашки, из которой повадилась каждый день пить чай в маминой гостиной. И то и другое всегда было для Инги под запретом. В гостиной после смерти отца никогда не собирались и не обедали. А к тончайшему фарфору, который отец в советские времена привозил из-за границы, Инга не допускалась никогда, потому что колотила его, как заведенная.

После того как их мать заболела, Инга распоясалась и страшно раскомандовалась в квартире. Переехав, она оборудовала себе комнату в родительской спальне.

Своего жилья у нее не было, а арендовать коммуналки и крохотные студии сочла лишним. Мать переселила в свою бывшую детскую. Нет, Инга, конечно же, там все самым замечательным образом устроила: даже сделала косметический ремонт и перетащила туда родительскую мебель. Но Аню немного коробило ее самоуправство. Она молчала, да, но считала, что обои в мелкий веселенький горошек мать никогда бы не одобрила.

С тарелками Инга перебралась из кухни в гостиную. Там пила чай, обедала и ужинала. И Анну приглашала на воскресные обеды.

— Станем возрождать семейные традиции. — пояснила она сестре.

То, что для традиций прежде всего нужна семья, Инга как-то упускала.

Анна не роптала. Пусть делает, как хочет, решила она. Если Инге так легче, пусть. Ей самой легче уже никогда не станет. Случившиеся печали будут жить в ней, с ней. Они никогда ее уже не оставят. Они вгрызлись в душу, прочно пустили там корни. Отравили все, окрасили ее солнечный мир черно-белым. И Анна знала совершенно точно: они умрут вместе с ней — ее заветные печали.

— Чай наливай, Аня. — Инга беспечно мотнула рукой с зажатой в небрежных пальцах тончайшей фарфоровой дужкой.

Мать неожиданно покосилась и недовольно поджала губы. Понимала ли она, что Инга в нарушение всех запретов пьет ежедневный чай из праздничного фарфора?

Анна присмотрелась к матери. Та с некоторых пор стала для нее самой настоящей загадкой. После оглашения диагноза, который прозвучал как приговор, многое не совпадало с прогнозами. Иногда бывало хуже, иногда лучше, иногда просто изумляло.

Аня встала и, нарочито громко гремя посудой в высоком старинном буфете, достала тонкий бокал. Если она хорошо запомнила: в него никогда не наливали даже воду. Семейная легенда гласила, что таких бокалов во всем мире существовало всего четыре. Они были сделаны на заказ, и один достался их отцу.

Инга поняла мысль сестры и довольно заулыбалась, исподтишка наблюдая за матерью. Включила чайник, налила в бокал заварки ровно наполовину, всыпала сахар, что в принципе было не нужно: Аня никогда не пила чай с сахаром, — и принялась громко болтать в бокале ложечкой. Тонкий фарфор мелодично пел.

Инга наблюдала за матерью. Мать смотрела мимо. Аня ждала.

— Зря стараешься, — вдруг произнесла мать равнодушным голосом.

— В смысле? — изобразила Инга вопрос, выгнув широкие брови домиком. — Ма, это ты мне?

— Тебе, тебе, — покивала пожилая женщина. — Аня не пьет чай с сахаром.

В гостиной повисла тишина. Инга с минуту посидела с раскрытым ртом, а потом швырнула ложку на стол и весело фыркнула:

— Вот ты знаешь, Ань, я часто ловлю себя на мысли, что она симулирует.

— Это не так. — Анна осторожно улыбнулась взгляду матери, который тут же сделался мутным и рассеянным. — Просто у нее бывает… Она иногда с нами. А иногда где-то еще…

— Ладно. Проехали. Пирожные ешь. Свежие.

Длинные пальцы Инги с агрессивно ярким маникюром подцепили из пластиковой коробки песочное пирожное и потащили в тарелку. Громкое звяканье ложки о тарелку. Крошки во все стороны. Провокация или нет?

Анна осторожно глянула на родительницу. Та сидела в своем любимом кресле напротив окна. В сторону Инги не смотрела. Она вообще не смотрела никуда, кажется.

— Ань, что у тебя с твоим боссом?

Инга подняла на нее круглое лицо с оттопыренной щекой, за которой горбился кусок пирожного.

Зачем спросила? Она же знает, как ей больно! Тема ее босса была одной из случившихся в ее жизни печалей. Самой главной!

— Чего молчишь? — вторую щеку Инги раздуло пирожным.

— Ничего у меня с моим боссом, Инга, — акцентируя согласные, проговорила Анна. — Вообще ничего! И босса нет. Я уволилась два месяца назад. Перешла на другую работу. Я говорила тебе.

Аня глотнула из фарфорового бокала, поморщилась. Было очень сладко.