Книга Бог Разрушения - Рина Кент

ему на плечи и толкаю, но с таким же успехом я могла бы стоять лицом к стене. Сила, с которой он захватывает мое пространство — не что иное, как варварское вторжение.

В чем, во имя вечно любимого ада, проблема этого ублюдка?

Он обхватывает пальцами мое горло и сжимает достаточно сильно, чтобы остановить все мои движения.

Моя гортань, и все, что я вижу — это темная сторона его маски.

— Я сказал. Верни ее обратно. Сейчас же.

Мой инстинкт самосохранения снова срабатывает, и я хватаю его за руку изо всех сил, что у меня есть.

Я не могу дышать.

Я не могу… дышать.

Хлопаю рукой по его маске в попытке отвлечь его внимание, пусть даже на мгновение.

— Не стесняйся. Возвращайся, — его пальцы сжимаются сильнее, пока я не начинаю думать, что умираю.

Нет. Я определенно умираю.

Я замираю, мои руки опускаются по обе стороны от меня, и я пытаюсь перейти в режим выживания на крайний случай.

Его хватка медленно ослабевает, на губах появляется волчья усмешка, а в темно-синих глазах вспыхивает яркий огонек. Огонек похож на тот момент, когда солнце целует поверхность океана, на свет на поверхности, который никогда не достигнет ни капли тьмы внизу.

Я медленно делаю прерывистый вдох, но остаюсь неподвижной, чтобы не дразнить его пальцы, готовые задушить меня.

— Вот так, — восхищается он, его большой палец поглаживает точку пульса на моей шее. — Совершенная скульптура. Абсолютно потрясающая.

С этим парнем что-то серьезно не так, и ему нужна срочная профессиональная помощь.

Мне не нравятся мурашки, покрывающие мою кожу при его прикосновении, или чувственная близость в каждом поглаживании.

Мне становится слишком жарко, и, возможно, только потому, что я хочу врезать ему по яйцам.

Я подумываю об этом. Мне просто нужно дать отпор…

— Даже не думай об этом, — редкий свет в его глазах медленно гаснет. — Я под кайфом, а это значит, что я буду резко реагировать на любую провокацию. Я и рыцарство не сопоставимо, и поэтому мне наплевать на то, что ты женщина. Если ты нападешь на меня, я задушу тебя нахуй.

Я пытаюсь дотянуться до своего телефона, чтобы набрать несколько отборных слов для этого мудака несмотря на то, что очень встревожена и слегка напугана.

Ладно, возможно, не слегка.

Он снова качает головой.

— Я серьезно, Мия. Стой как статуя, пока я не лишил тебя жизни.

— Тебе нужна помощь, ты, больной психованный ублюдок. Иди нахуй, — показываю я, хотя он ничего не понимает. Мне просто нужно было выпустить пар.

Он отпускает мое горло, хватает обе мои руки и прижимает их по обе стороны от меня, затем сжимает мои запястья.

— Статуя не может двигаться, не так ли?

Затем он отступает назад и снимает маску.

Я почти забыла, насколько привлекателен Лэндон. Возможно, потому, что, как ни странно, я не считаю Брэна привлекательным. Ну, он привлекателен, но я смотрю на это отстраненно.

Лэндон, с другой стороны, излучает очарование и красоту. Его звериная натура омрачает оба этих качества.

Он определенно относится либо к социопату, либо, что еще хуже, психопату.

У моего кузена Килла тоже есть антисоциальные наклонности, и если судить по нему, то Лэндон представляет большую угрозу, чем я предполагала.

Теперь я понимаю, что он никогда раньше не показывал мне свою чудовищную сторону. Теперь, когда я лишь мельком увидела ее, я не могу избавиться от чувства необходимости развернуться и убежать.

Но я не хочу.

Не горю желанием быть задушенной до смерти. Не сейчас, когда я все еще не оправилась от предыдущей панической атаки.

Он бросает свою маску на землю и делает еще несколько шагов назад, затем наклоняет голову в сторону.

Медленная ухмылка приподнимает уголки его губ.

— Я могу сделать из тебя блестящий шедевр. Могу заморозить тебя и вылепить из самого прекрасного камня, который когда-либо существовал. Что ты думаешь? Но опять же, статуя не может думать.

Мне нужно уходить.

Сейчас.

Не думаю об этом, поскольку мой мозг рассчитывает расстояние до машины, а затем бегу не останавливаясь, пока дверь машины не запирается.

Раздается стук в окно, и я ахаю, медленно бросая на него взгляд.

Лэндон появляется с другой стороны, высокий и устрашающий, произнося одними губами: «Мы не закончили».

Я поворачиваю ключ зажигания дрожащим пальцем, и мне требуется две попытки, чтобы эта чертова штука заработала.

Еще один удар. На этот раз кулаком по стеклу.

Крик застревает в горле, но я до упора жму на газ.

Машина набирает скорость, но, выезжая с парковки, я мельком вижу в зеркале заднего вида Лэндона, делающего знак «я вижу тебя».

Или, может быть, сейчас это «я наблюдаю за тобой».

Это второй раз, когда я так напугана в своей жизни.

* * *

— Детка? Почему звонишь так поздно?

Я смотрю на лицо моей матери на экране планшета и заставляю себя сдержать слезы.

Рай Соколова не только моя мать, самая красивая женщина внутри и снаружи, но и образец для подражания.

У нас с Майей такой же оттенок светлых волос и точная копия ее глаз, носа и губ.

Она и тетя Рейна — мамин идентичный близнец и мать Килла и Гарета — обычно шутили, говоря, что мы их мини-друзья.

Я всегда знала, что моя мама сильная женщина, неустрашимая и безжалостная. Однако прямо сейчас между ее бровями пролегла морщинка.

В Нью-Йорке поздний вечер, и я застала ее сидящей за туалетным столиком сразу после того, как она закончила свой рабочий день в качестве лидера нью-йоркской Братвы. Все верно. Моя мама — единственная женщина, которая поднялась по карьерной лестнице в организации, где доминируют мужчины, и заняла кресло за столом принятия решений.

Она ни в чем не уступает моему отцу и постаралась научить нас, что быть женщиной — это не слабость, а сила.

Раньше мне казалось, что я такая же напористая и могущественная, как она, но после сегодняшнего инцидента моей уверенности был нанесен серьезный удар.

С тех пор, как я вернулась в квартиру, которую делю с Майей, я включила свет в своей комнате на самый высокий уровень яркости и лежала в позе эмбриона на кровати, ожидая, когда мои родители закончат работу.

Встреча с новым монстром в моей жизни оставила комок в горле и огонь в груди.

— Что случилось, детка? — голос мамы смягчается. — Что-то не так?

Все не так, мама. Страх, странное возбуждение и мое сердце, которое не перестает биться слишком быстро.

Все.

Но я этого не говорю