Книга Жизнь не сможет навредить мне - Дэвид Гоггинс

прямо над ним находился другой парашютист. В этом не было ничего необычного. У него было право прохода, и, как его учили, он помахал другому прыгуну рукой. Но тот его не заметил, что подвергло Гирена серьезной опасности, поскольку прыгун над ним все еще находился в свободном падении и мчался по воздуху со скоростью более 120 миль в час. Он перешел в пушечное ядро, надеясь избежать столкновения с Гиреном, но ничего не вышло. Гирен и не подозревал, что его ждет, когда его товарищ по команде пролетел через его козырек, разрушив его при контакте, и врезался коленями в лицо Гирена. Гирен мгновенно потерял сознание и, покачиваясь, перешел в свободное падение, его смятый парашют создавал очень мало тяги. Другой парашютист смог раскрыть свой парашют и выжить, получив незначительные травмы.

На самом деле Гирен не приземлился. Он подпрыгнул, как плоский баскетбольный мяч, три раза, но поскольку он был без сознания, его тело обмякло, и он не развалился на части, несмотря на то что врезался в землю на скорости 100 миль в час. Дважды он умирал на операционном столе, но врачи скорой помощи возвращали его к жизни. Когда он очнулся на больничной койке, ему сказали, что он не сможет полностью восстановиться и никогда больше не станет парашютистом. Восемнадцать месяцев спустя он бросил вызов врачам, полностью восстановился и вернулся к любимой работе.

Скотт Гирен после аварии

В течение многих лет я был одержим этой историей, потому что он пережил невозможное, и я сопереживал его выживанию. После убийства Уилмота, когда все эти расистские насмешки обрушились на мою голову (не буду утомлять вас каждым эпизодом, просто знайте, что их было гораздо больше), я чувствовал себя так, будто свободно падал без парашюта. Гирен был живым доказательством того, что можно преодолеть все, что тебя не убивает, и с того момента, как я услышал его речь, я знал, что после окончания школы поступлю на службу в ВВС, что только усиливало ощущение неважности школы.

Особенно после того, как меня исключили из баскетбольной команды в младших классах. Меня исключили не из-за моих навыков. Тренеры знали, что я один из лучших игроков, и что я люблю игру. Мы с Джонни играли в нее днем и ночью. Вся наша дружба была основана на баскетболе, но поскольку я был зол на тренеров за то, как они использовали меня в команде JV годом ранее, я не посещал летние тренировки, и они восприняли это как отсутствие приверженности команде. Они не знали и не заботились о том, что, сократив меня, они лишили меня стимула поддерживать средний балл в школе, что мне и так с трудом удавалось делать благодаря жульничеству. Теперь у меня не было ни одной веской причины посещать школу. По крайней мере, я так думал, потому что не знал о том, какое внимание военные уделяют образованию. Я полагал, что они возьмут любого. Два случая убедили меня в обратном и вдохновили на перемены.

Первый - когда я провалил тест на профессиональную пригодность в вооруженных силах (ASVAB) на младших курсах. ASVAB - это версия SAT для вооруженных сил. Это стандартизированный тест, который позволяет военным одновременно оценить ваши текущие знания и будущий потенциал к обучению, и я пришел на этот тест, готовый делать то, что у меня получалось лучше всего: списывать. В течение многих лет я списывал на каждом тесте, в каждом классе, но когда я занял свое место на ASVAB, то был шокирован, увидев, что у людей, сидящих справа и слева от меня, тесты не такие, как у меня. Мне пришлось проходить тест в одиночку, и я набрал 20 баллов из 99 возможных. Абсолютный минимальный стандарт для поступления в ВВС составляет всего 36 баллов, а я даже не смог до него дотянуть.

Второй знак того, что мне пора меняться, пришел с почтовым штемпелем как раз перед тем, как школа ушла на лето после младших классов. Моя мать все еще находилась в своей эмоциональной черной дыре после убийства Уилмота, и ее механизм преодоления заключался в том, чтобы взять на себя как можно больше. Она работала полный рабочий день в Университете ДеПоу и вела вечерние занятия в Университете штата Индиана, потому что, если бы она перестала суетиться, чтобы подумать, она бы осознала реальность своей жизни. Она все время двигалась, никогда не была рядом и не просила показать мои оценки. После первого семестра нашего младшего курса я помню, как мы с Джонни приносили домой двойки и пятерки. Мы потратили два часа на исправление чернил. Мы превращали двойки в четверки, а двойки в тройки и все время смеялись. Я помню, как испытывал извращенную гордость от того, что мог показать свои фальшивые оценки маме, но она даже не попросила их посмотреть. Она поверила мне на слово.

Транскрипт за первый год обучения

Мы жили параллельно в одном доме, и, поскольку я более или менее самостоятельно занимался воспитанием, я перестал ее слушаться. На самом деле, примерно за десять дней до того, как пришло письмо, она выгнала меня из дома, потому что я отказался вернуться домой с вечеринки до наступления комендантского часа. Она сказала, что если я этого не сделаю, то мне вообще не стоит возвращаться домой.

В моем воображении я уже несколько лет жила одна. Я сам готовил себе еду, сам стирал одежду. Я не злился на нее. Я был самоуверен и решил, что она мне больше не нужна. В ту ночь я остался дома, и следующие полторы недели я ночевал у Джонни или у других друзей. В конце концов настал день, когда я потратил свой последний доллар. По случайности она позвонила мне в то утро к Джонни и рассказала о письме из школы. В нем говорилось, что я пропустил больше четверти года из-за прогулов без уважительной причины, что у меня средний балл D, и если я не покажу значительное улучшение среднего балла и посещаемости в течение выпускного года, то не закончу школу. Она не была эмоциональна. Она была скорее измучена, чем возмущена.

"Я приду домой и принесу записку", - сказал я.

"В этом нет необходимости, - ответила она, - я просто хотела, чтобы вы знали, что вы провалились".

В тот день я появился на пороге ее дома с урчанием в животе.