Книга Смерть домохозяйки и другие тексты - Сара Даниус

под ногами подходящую палочку и принялись выводить фигуры на песке. Вот, мол, как я себе это представляю. Здесь – вот так, а тут еще пара штришков.

Встречаются, конечно, и менее приземленные люди – эти наверняка обратили бы свои взоры к небесам. Настоящее царство вон там, скажут они, а здесь, внизу, всё совсем иначе.

А как поступил бы Кальвино? Поднял бы руки на уровень глаз и начертил в воздухе горизонтальную линию, как раз там, где начинаются кроны деревьев. Он безошибочно опознал бы тутовые деревья, падубы, вязы, платаны, каштаны, ясени, оливы, черешни, смоковницы, ореховые деревья, миндальные деревья, сливовые деревья, персиковые деревья, гранатовые деревья, рожковые деревья, магнолии.

И мы бы тотчас поняли, что эта линия отмечает границу не между небесным и земным, не между «моим» и «твоим» и определенно не между внутренним и внешним. Граница пролегает между вселенной лазающего по деревьям барона и обычным миром, иными словами, той самой «низшей» реальностью, где обретаемся мы – неуклюжие, косолапые, приземленные создания.

Итак, всё начинается 15 июня 1767 года. Козимо, юный отпрыск аристократического семейства, отказывается кушать улиток. Его отец, барон Арминио Пьоваско ди Рондо, разгневан. Но Козимо не сдается. Не будет он есть никаких улиток! Мальчик покидает собравшееся за столом общество – папу-барона, маму-«генеральшу», восьмилетнего брата и престарелого аббата – и забирается на падуб прямо перед окнами столовой.

– А ну, спускайся! – велит отец.

– Я никогда не спущусь! – отвечает двенадцатилетний мальчик.

«Ну, конечно, он спустится – когда перестанет дуться», думает отец.

Но Козимо имел в виду именно то, что сказал. Он никогда не спустится. Отныне он будет жить на деревьях, и ноги его больше не коснутся земли. Итак, отцовский авторитет низринут – причем не кем-нибудь, а первенцем, старшим сыном. Кальвино не говорит об этом прямо, но Козимо, по сути, провозглашает республику.

Так начинается «Барон на дереве» (1957) – роман воспитания, написанный в замечательно легкой манере. Повествование ведется от лица младшего брата Козимо, оставшегося на земле. В добровольном изгнании Козимо проживает долгую и яркую жизнь. Он осваивает искусство лазанья по деревьям на четвереньках; сооружает себе спальный мешок из шкур и мастерит прочие жизненно необходимые приспособления; решает проблему с водоснабжением; со временем становится умелым охотником; собирает внушительную библиотеку, книги для которой доставляют из Ливорно и Милана; устраивает свидания с женщинами, которые рады предаться любви среди листвы; приобретает известность при дворе; пишет письмо Руссо; изучает творения Дидро; встречается с Наполеоном; овладевает – на радость землевладельцам – навыками обрезки и прореживания деревьев; управляет семейными владениями; постепенно становится настоящим мудрецом.

Козимо не презирает мир – подобного чувства он никогда не испытывал. И нет в нем склонности к горестным раздумьям. Так в чем же тогда смысл его жизни – жизни в качестве «барона на дереве»?

Поскольку свобода движения по вертикали ограничена, Козимо обретает свободу движения по горизонтали. Барон на дереве может перемещаться в любом направлении, но при этом он никогда не ступает на чью-либо землю. Козимо может даже пересекать границы государств. Устанавливая ограничение – никогда не касаться земли, он тем самым открывает для себя новый тип свободы, и такая свобода – прерогатива немногих. Герой обретает уникальную возможность сверху наблюдать за тем, как всё складывается внизу. Произведения Кальвино в целом построены по тому же принципу.

Поначалу может показаться, что, принимая решение стать «бароном на дереве», Козимо отделяет свою судьбу от судьбы человечества. В некотором смысле он – «древесный» эквивалент Робинзона Крузо. Он так же создает свое собственное царство, он так же стремится к личной свободе. Но есть одно существенное отличие, и касается оно отношения к человечеству в целом. Крузо стремится к полной автономности, Козимо же открыт для других – более того, он зависим от других. И этот факт его вовсе не беспокоит. Вовсе не из-за этого полез он на деревья.

Козимо, по сути своей – гражданин мира. Он не отгораживается от реальности, он хочет получить о ней более полное представление; и вот герой обнаруживает, что самый выгодный ракурс – это вид сверху, примерно с высоты двух-трех метров. Кальвино, таким образом, представляет право на свободу передвижения главным условием человеческой жизни.

1

Конечно, жизнь барона на деревьях – это вымысел. Но Кальвино делает этот вымысел абсолютно достоверным. Самое удивительное заключается в том, что «древесная» жизнь представляется как желанная, завидная, мало того, лучшая из всех возможных.

Кальвино – создатель возможного, а не правдоподобного. Его истории вырастают из желания «наколдовать» иную реальность, в которой действуют другие законы (виконт живет обычной жизнью, несмотря на то, что он разорван пополам[27]) и которая изначально неправдоподобна (пустые рыцарские доспехи, способные, тем не менее, делать всё, что обычно делают рыцари[28]). Как видим, в прозе Кальвино очевидно присутствие элементов сказки и притчи – в середине 1950-х писатель, среди прочего, работал над изданием итальянских народных сказок. А от сказки до романтики путь недалек.

В сказке, как правило, происходят волшебные превращения того или иного свойства, и всегда есть то, что предшествует этим превращениям, и то, что следует за ними. У Кальвино же именно с превращения всё и начинается, оно – отправная точка повествования. И с этой точки зрения Кальвино напоминает писателей-фантастов, разве что за вычетом увлечения технологиями. Ведь, если задуматься, что такое «Космикомические истории» – сборник 1967 года, – как не научная фантастика о происхождении Вселенной, преобразованная в форму мелкобуржуазной идиллии, сдобренной спорами и стычками?

Сказка, притча, рыцарский роман, научная фантастика. И всё же нельзя сказать, что как автор Кальвино уходит от реальности. История о бароне на дереве – это аллегория современности; то же можно сказать и о «Раздвоенном виконте», и о «Несуществующем рыцаре». И всё же роман о Козимо – нечто большее, чем просто аллегория, представленная в форме исторического повествования. Образ барона, взгромоздившегося на дерево и взирающего на человеческий порядок сверху вниз, – воплощение самой возможности иного сценария, не только в том смысле, что мир может быть устроен по-другому, но и в том, что мир может пониматься иначе. Этот утопический мотив встречается во всех произведениях Кальвино.

2

Итало Кальвино (1923–1985) – один из самых значительных писателей второй половины ХХ века. Много лет прошло с его смерти, но читательская аудитория Кальвино по всему миру постоянно растет. Всё больше и больше читателей узнаю́т о том, что Кальвино был также блестящим критиком и эссеистом. Он не только обладал особым чутьем тона, ритма, мелодики. Он также владел удивительной