Книга Клио и Огюст. Очерки исторической социологии - Вадим Викторович Долгов

белые пирамидки. Шел опрос детей – все отвечали, что обе пирамидки белые. Затем пирамидки менялись: теперь одна из них была белой, а другая – черной. Снова опрос: подсадные дети бодро отвечают, что обе пирамидки белые. Камера фокусируется на лице ничего не подозревающего ребенка. Вот очередь доходит до него. Все его «товарищи» только что заявили, что обе пирамидки белые. Что скажет он? На лице ребенка на мгновение появляется напряженное выражение. И вот маленькая девочка говорит, что обе пирамидки белые. Затем экспериментатор вкрадчивым голосом просит эту девочку взять себе черную пирамидку. Девочка протягивает руку и берет ее. Затем еще более вкрадчиво задается вопрос: отчего же девочка сказала, что обе пирамидки белые? Опять на лице девочки отражается мучительное напряжение. Она чувствует, что сделала что-то не так и попалась. Она смущенно улыбается. Однако в природном уме девочке не откажешь: она объясняет свой ответ с предельной искренностью, говорит, что другие сказали, что пирамидки белые – поэтому и она решила так сказать. Но экспериментатора такой ответ не удовлетворяет – она начинает наступать на маленькую испытуемую: почему девочка решила сказать так, как сказали другие, раз она видит, что одна из пирамидок черная? Тут загнанная в угол девочка находится и дает обычный ребяческий ответ: «Захотелось».

Мудрый закадровый голос рассуждает о том, что часто мы в своем отношении к миру ориентируемся на мнение других людей, принимая его без должной критичности.

Другой опыт над детьми. В большое блюдо положили кашу (судя по виду – рисовую). Кашу густо посыпали сахаром со всех сторон, кроме одной – там каша была столь же обильно посыпана солью. Опять за круглым столом сидят дети. На сей раз ни о чем договариваться с ними не нужно: всё сделает каша.

«Ласковая» женщина-экспериментатор зачерпывает кашу ложкой и кормит ею детей по очереди, приговаривая: «Первую ложку дадим Танечке. Танечка попробует и скажет, какая у нее каша?». Танечка пробует и находит, что каша сладкая. Потом кашу пробует Валик. Его ответ: «Каша во!» Он протягивает руку с выставленным большим пальцем. Детям дают попробовать кашу по очереди. Меж тем камера периодически концентрируется на мальчике, которому уготована участь получить соленую ложку. Это крупный светленький мальчик с живыми глазами. Он с любопытством наблюдает за товарищами. И вот очередь доходит до него. Он пробует кашу и решительно заявляет, что каша соленая. Мальчик – молодец. Он продемонстрировал независимость мышления.

Затем «жертва» меняется. Вместо крупного уверенного в себе мальчика оказывается худенькая черноглазая девочка. Эксперимент начинается. Дети один за другим пробуют сладкую кашу и нахваливают ее. Девочка в очереди последняя. Она терпеливо ждет, когда и ей достанется ложка вкусной сладкой кашки, с надеждой посматривает на добрую тетю, которая распоряжается кашей. И вот очередь, наконец, дошла. Ложка каши положена в рот. И без того грустное лицо девочки становится еще грустнее. Меж тем экспериментатор нарочито доброжелательным голосом спрашивает: сладкая ли девочке досталась каша? Девочка не может открыть рта – соленую кашу не так просто прожевать. Но взрослый требует ответа, и девочка начинает затравленно кивать: вкусная-де каша, сладкая, отстаньте. Но от женщины-экспериментатора так просто не отделаешься: «Алена, а хочешь еще каши?», говорит она, зачерпывая из тарелки еще ложку. Поскольку каша еще до конца не прожевана, Алена начинает энергично мотать головой из стороны в сторону.

Новый круг опыта. Танечка, Валик и Сережа (везунчики по жизни) в очередной раз получают по ложке вкусной сладкой каши, и со спокойным достоинством удостоверяют, что каша им досталась сладкая. На месте Неудачника теперь уже знакомая нам полноватая девочка, которая один раз уже попала в глупую ситуацию, назвав черную пирамидку белой. Научила ли ее чему-нибудь жизнь? Она получает ложку соленой каши и… отвечает, что каша сладкая. Неутомимая женщина-экспериментатор предлагает ей съесть еще ложку. Предыдущая девочка без особого труда отказалась от второй ложки: нелогичность ситуации ее не смущала. Ну, подумаешь, сказала, что каша сладкая, на самом-то деле она соленая – не буду есть, и всё. Но новая девочка, видимо, имеет более интеллигентную натуру. Она понимает, что за слова нужно отвечать. Раз она сама сказала, что каша сладкая, она безропотно принимает и вторую ложку. Экспериментатор изумляется: «Потрясающий ты ребенок, Милочка!» Милочка радуется сомнительной похвале, а мудрый голос за кадром призывает не обвинять малышей в соглашательстве.

Но в общем и целом и малыши, и взрослые, продемонстрировавшие недостаточную самостоятельность мышления, выглядят в фильме довольно жалко. После опытов со взрослыми людьми проводились интервью, в которых они пытались как-то рационализировать свой конформный выбор. Но тем не менее посыл авторов фильма был совершенно ясен: конформизм – это плохо и глупо. Конформное поведение необходимо детям – оно обеспечивает плановое прохождение социализации. Но во взрослом состоянии оно является признаком личностной несостоятельности.

В данном случае с авторами фильма можно согласиться только отчасти. В исторической ретроспективе массовый конформизм, осуждаемый современными интеллектуалами как «стадность», не раз спасал человечество от серьезных проблем. Особенно важен он во время войн и социальных катаклизмов.

Собственно, спасительная роль конформизма проявилась уже в самой первой войне человечества, о которой писал известный советский историк и социолог Борис Федорович Поршнев. По его мнению, первая большая победа, одержанная человеком современного вида homo sapiens sapiens, – это победа над ближайшими его соседями по эволюционной лестнице – людьми вида homo sapiens neanderthalensis. Неандертальцы имели перед предками современных людей, кроманьонцами, много важных преимуществ: они были сильнее физически, имели более мощный скелет, более развитые мускулы, мощные челюсти и зубы. По объему мозга они превосходили людей современного вида. Они использовали огонь, изготавливали орудия, имели язык и зачатки религиозных представлений. Но был у них, по мнению Поршнева, один существенный недостаток – они были менее приспособлены к коллективным действиям, чем кроманьонцы. Был изготовлен слепок внутренней части черепной коробки неандертальца: таким образом в руках у физиологов оказалась приблизительная модель его мозга. Эта модель была сопоставлена с мозгом ныне живущих приматов. Оказалось, мозг неандертальца отличается тем, что в нем меньше развиты центры, отвечающие за процессы торможения. То есть, начав гневаться, неандерталец не мог уже остановиться. Это затрудняло коллективные действия. Между личностью и коллективом всегда существует конфликт интересов. В силу природной конформности кроманьонцам было легче этот конфликт преодолевать и налаживать результативное взаимодействие. Неандертальцам – сложнее. Поэтому в конечном итоге наши предки, грацильные кроманьонцы, победили кряжистых неандертальцев.

Разные эпохи и разные страны порождали разные культурные формы установления и сохранения авторитета. Подчас формы эти представляются современному наблюдателю весьма экзотическими. Весьма широко как