Книга Бонапарт. По следам Гулливера - Виктор Николаевич Сенча
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через два года, так и не найдя общего языка с Хадсоном Лоу, барон Штюрмер покинет остров, став австрийским посланником в Бразилии…
Французский представитель, маркиз де Моншеню, стал комиссаром на злосчастном острове совсем случайно. Если точнее – по воле хитрого Талейрана, подписавшего постановление о его назначении за день до своего смещения.
– Этот дурак уморит Наполеона скукой, – хихикнул Талейран и поставил крючковатую подпись.
Неприятности для маркиза начались с того самого момента, когда он ступил на остров.
– Parlez-Vous Français? – кинулся он к первому встречному британскому офицеру.
Тот, увидев перед собой французского генерала в старомодном парике с косицей, сначала обомлел, потом вытянулся и… промолчал. Вновь прибывший кинулся к другому военному – та же реакция.
– Похоже, эти черти не знают ни слова по-французски! – воскликнул де Моншеню. – Или просто игнорируют меня?!
«Как же я буду с ними общаться, не зная ни слова по-английски?» – вдруг пришла в голову тревожная мысль.
Эта история вскоре дошла до ушей обитателей Лонгвуда.
– Ха-ха, мы с ним знакомы, – смеялся Император. – Обозный генерал, не нюхавший пороха. И ему здесь делать нечего, я его не приму…
Наполеон редко ошибался в людях. Даже если оказывался неправ, выходило так, что это была «ошибка по расчету», выгодная в тех или иных условиях. И когда Талейран отправлял Моншеню на остров к Пленнику, он знал, что делал. Этот 55-летний маркиз действительно был большим хвастуном и чванливым скрягой. А еще он люто ненавидел поверженного Бонапарта. Его нелюбовь к Наполеону можно было сравнить разве что с неприязнью Хадсона Лоу.
– Когда этот человек будет низвергнут, – заявил Моншеню однажды, – я стану умолять короля сделать меня его тюремщиком.
Видимо, умолил. В итоге превратился в самого жуткого из всех комиссаров.
– Дайте мне конный эскорт, – возмущался по поводу «неучтивого» пленника Моншеню. – Дайте же, и я выломаю его дверь! Почему он не кажет носа из своего дома? Что за неуважение к соотечественнику?!
Бесспорно, этот Моншеню был болваном. Он так до конца ничего и не понял: его просто презирали. Свои же, французы, по воле случая оказавшиеся по другую сторону баррикад. И этот смешной старик, пусть и соотечественник, прозванный англичанами The Old Frog (старой жабой), казался им настоящим коллаборационистом. И оттого маркизу на острове, возможно, было хуже всех.
Он постоянно строчил на материк жалостные прошения о финансовой поддержке (на содержание лошадей и лакеев, на организацию обедов для иностранцев, на закупку продуктов питания, которые здесь, как писал этот скряга, слишком дороги – особенно рыба; о съемном жилье и говорить не приходится).
Тот, кто посылал Моншеню на этот остров, в своем выборе ничуть не ошибся. «Мое единственное желание – это убить время, прежде чем оно убьет меня», – часто вздыхал маркиз. Талейран все-таки был большой шельмой…
В жилах комиссара от России Бальмена русской крови текло не больше, чем у его императора Александра I. Александр Антонович Рамсей де Бальмен был шотландцем, предки которого в годы гонений на католиков эмигрировали на берега Невы. Блестяще начатая военная карьера (Бальмен был гвардейским капитаном) однажды внезапно оборвалась: как-то надравшись с товарищами в кабаке, гвардеец поколотил жандарма. После разжалования пришлось податься в дипломаты. Служил на Сардинии, в Неаполе, в Вене и Лондоне. Неплохо для драчуна.
В Отечественную войну 1812 года подполковник Бальмен сходится с Веллингтоном. После того как с «узурпатором» будет покончено, окажется в приятной для него атмосфере русского посольства в Лондоне. Там же, в Англии, едва не женился на некой Маргарет Элпинстоун, племяннице лорда Кейта. Однако девица, оказавшись капризной, предпочтет другого.
К чести г-на де Бальмена, он оставил богатые воспоминания о годах его пребывания на Святой Елене. Порой достаточно критических, но наполненных интересными фактами, особенно касательно условий содержания Пленника и взаимоотношений между Лонгвудом и Плантейшн-хаусом.
Вот одно из них: «Что с первого мгновения на острове более всего поразило меня, так это то огромное влияние, которое этот человек, окруженный стражниками, скалами и безднами, все еще оказывает на умы. Все на Святой Елене ощущают его превосходство, и Лас Каз говорит: “Мое блаженство заключается в том, что я могу постоянно лицезреть этого героя, это чудо”. Англичане приближаются к нему с робостью, и даже те, кому поручено надзирать за ним, счастливы всякому его взгляду, слову, разговору. Никто не смеет обращаться с ним как с равным. Обреченный судьбой на унижение, не видя вокруг ничего достойного своего гения, он забавляется этим отношением к себе окружающих, намеренно возбуждая зависть одних и выказывая расположение другим».
А это из его доклада графу Нессельроде от 20 июня 1816 года: «Святая Елена – самое печальное, самое неприступное, самое удобное для защиты, самое трудное для атаки и самое годное для своего настоящего назначения».
Следует признать, что жилось русскому комиссару на острове отнюдь не сладко. Северянин, трудно переносивший тропическую жару, с самых первых дней появления «на скале» (выражение Наполеона) этот человек почувствовал себя больным. Поначалу страдал «воспалением рта и глотки», затем – несварением желудка, что сильно повлияло на работу печени. Мигрень… «Спазмы мочевого пузыря»… Неврастения… Если б не женитьба на восемнадцатилетней дочери генерала Лоу (жениху было сорок!), кто знает, чем бы все закончилось…
Как и два предыдущих комиссара, граф Бальмен, прожив на острове Святой Елены несколько лет, так ни разу и не удостоился лицезреть Великого Пленника…
* * *
Его жизнь – что фосфорная спичка. От трения внезапно возникает искра; потом ослепительный всполох, продолжающийся от силы треть минуты, и… вялое угасание. Затем опять мрак. Все, впереди вечность. По крайней мере, до следующей искры…
В последние дни он часто задумывался об этом. Неужели действительно, искра – и все? Домик в Аяччо, радость босоногого детства и ощущение надежной защиты в лице матери и отца, братьев, сестер, гостеприимных соседей… Какой огромный и светлый мир…
И вдруг вспышка: Главнокомандующий, Консул, Император… Все ярче и ярче, и вот у его ног полмира. Абсолютная власть приятно щекочет нервы. Жарким пламенем горит вся Европа. Злая Московия оказалась брандспойтом – декабрьской вьюгой, едва не потушившей спичку жизни. Теперь фосфорный трепет не так ярок, но жар от него еще слишком горяч, чтоб обжечь любого неосторожного.
Неосторожные опасны. Они непредсказуемы, что делает их сродни врагам. У сильного всегда много недругов. В борьбе с ними теряются последние силы. Именно такие додумались дуть на пламя сообща; это возымело эффект – почти задули, спрятав полуобгорелую фосфорину куда подальше, на остров
