Книга Поцелуй нарцисса - Полина Атлант

здоровых и красивых внуков. Герцогиня подошла к невестке и надела ей на голову прозрачную косынку, а поверх – драгоценный обруч.

Сначала, по традиции, Роза-Альбина хотела отдать своей преемнице свой обруч, но решила, что у новой хозяйки должен быть свой собственный, и приказала сделать обруч из самоцветов.

Латгардис едва верилось, что в отображении зеркала видит себя – бастарда, «дьявольское отродье». Она горделиво подняла голову и порадовалась, что от скромной несчастной девочки сироты ничего не осталось. Теперь она – герцогиня, ее светлость – законная наследница гутонского трона.

Элли прикрепила брошь «красный ворон» на платье, и новая хозяйка была готова к выходу к гостям. В тот же момент из комнаты вышел Теодор, и новоиспеченная чета встретилась, как король и королева из разных земель.

Теодор и Латгардис почтенно поклонились друг другу, и герцог протянул жене руку.

— Ваша светлость, ваша красота затуманит разум даже самому разумному мужчине!

Латгардис улыбнулась уголком рта, и пара спустилась в зал. Вслед за ними – маман и камеристки. Все присутствующие гости уже с нетерпением ждали благородную пару, выстроившись вдоль помещения до самого камина. Они встретили Теодора и Латгардис громкими рукоплесканиями.

Этот день пролетел быстро.

Латгардис, еще сладостно уставшая и не остывшая после жаркой ночи с супругом, немного охмелела, едва выпив пару глотков бордоского вина. Почти все беседы со знатными дамами пролетели мимо нее, новая госпожа «Пристанища Единорога» летала в облаках.

Сегодня Роза-Альбина сняла с себя некоторые обязанности и передала их новой хозяйке, которая, несомненно, будет добросовестно управлять замком.

С первым заданием Латгардис справилась хорошо, она с удовольствием проводила почтенных гостей на выход, подарив каждой чете два собственноручно вышитых голубых носовых платков.

Труднее всего давалось увиливать от настойчивых поцелуев и объятий супруга, а держать себя достойно тоже входило в заботы герцогини, как и демонстрировать свое благородство и воспитанность.

Последнее задание Латгардис выполняла из последних сил. Роза-Альбина сидела в кресле у камина, пила свой отвар и, довольная, наблюдала, как невестка руководила уборкой после пира. Ведь жизнь в замке состояла не только из примерки богатых нарядов и прогулки по садам. Как каждая госпожа своего дома, Латгардис должна была командовать и челядью, и кухней.

Маман не расстроилась, что сделала невестке столь богатый и щедрый подарок, который переливался на ее голове при мерцающим свете всеми цветами радуги. Пожилая герцогиня чувствовала, что в жене ее сына было что-то особенное, кроме ее благородства.

Со своими белоснежными волосами Латгардис выглядела точности как дева-фея с единорогом, на старом гобелене, который лежит где-то в сундуке чулана.

Когда в зале остались лишь близкие родственники семьи, уставшая Латгардис присела в кресло возле свекрови с одним желанием: побыстрее снять с себя башмачки и положить ноги на табуретку возле камина.

К ним присоединились Эллен и Лилиан. А хорошо подвыпивший посол короля, обнимаясь в стороне с Теодором и Жан-Марком, в чем-то громко клялся.

Конечно же, это заметила и маман, как и то, что ее единственная дочь украдкой смотрит в сторону герцога Лаона.

— Дорогие мои, что вы так бурно обсуждаете? Поделитесь с нами.

Теодор сильно хлопнул посола по спине, толкая его вперед к креслам, где восседали прекрасные дамы. Эгон поправил свой жаккардовый темно-коричневый пурпуан – куртку с узкими рукавами – и поклонился Розе-Альбине.

— Ваша светлость, я прошу руки вашей дочери Эллен!

Младшая Д‘Марсан удивленно уставилась на братьев, но те с сияющими глазами смотрели на нее с надеждой. Породниться с посолом короля была бы большая честь для семьи.

Эллен же не учла, что скинутое белое покрывало вдовы, означает, что она готова снова выйти замуж. Она совсем забыла прикинуть его вчера к своему наряду, но забыла. Эллен грустно опустила взгляд. Во второй раз ее постигла та же судьба – выбор жениха ее семьей.

Роза-Альбина положила руку на сердце.

— Дорогой Эгон, я даю вам свое согласие!

— Благодарю вас, ваша светлость! Могу ли я приехать через месяц, чтобы обсудить бракосочетание? — продолжал Эгон. Стоя на одном колене, он украдкой посмотрел на свою будущую невесту. Но Эллен смотрела в пол, не проявляя никаких эмоций.

Роза-Альбина кивнула.

— Конечно, приезжайте! Можете и раньше, как уладите со своими делами.

— Благодарю вас, ваша светлость! — Эгон встал и, попрощавшись со всеми, покинул замок. В тот же вечер он, окрыленный, умчался к себе домой, осчастливить своих родителей.

Покидая залу, озлобленная Эллен подошла к братьям и высказалась:

— Вы могли бы спросить и моего согласия! Я уже была замужем, и имею право во второй раз выбрать сама себе супруга! — фыркнула она.

— Любимая сестренка, Эгон – приближенный короля, ты будешь жить при дворе, — попытался успокоить ее Жан-Марк.

— Вы лишь видите во всем свою выгоду! Я буду рада распрощаться с вами и навсегда покинуть это угнетающее место! — свое недовольство Эллен демонстрировала еще неделю, не выходила из покоев и морила себя голодом. Но после, успокоившись, перестала общаться с маман и братьями.

Латгардис была слишком уставшей, чтобы присоединиться к семейному обсуждению замужества Эллен. Меньше всего ей хотелось лезть в дела золовки, они и так не шибко ладили.

Она встала и направилась в семейные покои, не заметив, что вслед за ней пошла и маман: было еще кое-что, что она забыла пояснить невестке.

Латгардис вошла в покои и с облегчением сняла с себя тяжелое платье, обменяв на ночную рубашку. Она сняла обруч и положила его на бархатную подушку, голове сразу стало легче.

— Не забудьте, дорогая, завтра утром прийти на мессу вместе с супругом, — на пороге появилась свекровь с последним поручением.

— Спасибо, что напомнили, ваша светлость, — с поклоном ответила Латгардис, и камеристка принялась расчесывать ее волосы.

Не успела Латгардис подумать о Теодоре, как он вошел в ее покои, одетый в короткую тунику. Он совсем не ожидал увидеть здесь маман, поэтому не нашел, что ему набросить на себя.

— Что здесь за бабское собрание?

Маман обернулась и чуть вскрикнула от срама, что ей пришлось увидеть полуобнаженного сына. Он перекрестилась, и, забыв пожелать детям спокойной ночи, быстро удалилась.

— Нет, мне явно нужно сменить замки в дверях. Как она сюда вошла? — Теодор отнял гребень у застывшей на месте камеристки и выпроводил ее из комнаты.

— Ее светлость пошла за мной напомнить, что нам завтра на мессу, — Латгардис осталась сидеть в кресле,