Книга Честное пионерское! Часть 3 - Андрей Анатольевич Федин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Молодёжь, — заговорил Юрий Фёдорович, — думаю, вы уже догадались, что я вам хочу сказать. Точнее, о чём я вас хочу попросить.
Зоя кивнула.
— Про Светику, — ответила она.
Юрий Фёдорович повёл рукой — начертил в воздухе линию из дыма (та изогнулась и зазмеилась к окну).
— Именно, — сказал он. — Про Светку. Хотел с вами поговорить о Светлане Зотовой.
Каховский затушил сигарету, бросил пачку на подоконник (из той ещё выползал дымок). Придвинул к себе чашку с чаем. Смотрел то на меня, то на лицо своей дочери.
— Судьба вашей Светки в надёжных руках, — заявил Зоин отец. — Её спасением заняты наши лучшие сотрудники. В том числе я и оба моих стажёра. Преступники уже не первый день находятся под колпаком у нашего управления. Нам известно, что они задумали, и когда намерены осуществить свои планы. Я лично буду брать их с поличным и обезвреживать — в ночь с воскресенья на понедельник. Это вам понятно?
Мы с Зоей хором ответили:
— Понятно.
Девочка покосилась на меня. Заметил в её взгляде вопрос — не поспешил на него ответить. Каховский размешал сахар, постучал ложкой по краю чашки, стряхивая капли.
— Ну а если вам понятно, — сказал он. — Тогда я хочу получить от вас гарантии, что в ту ночь вы не попрётесь на Суворовскую и не помешаете нам работать.
Юрий Фёдорович указал чайной ложкой на дочь.
— Зойку я помещу под надзор её матери, — сказал он. — Елизавета Павловна не позволит ей разгуливать ночью по городу — в этом я нисколько не сомневаюсь. А вот что касается тебя, зятёк…
Каховский ткнул ложкой в мою сторону.
—…Тебе я не очень-то доверяю, — заявил он.
— Это ещё почему? — спросила Зоя.
Она встрепенулась, будто готовилась стать на мою защиту. Прикоснулась к моему локтю. Юрий Фёдорович хмыкнул.
— Очень уж твой кавалер недоверчив, — сказал он. — А ещё он упрямый и бестолковый.
Майор милиции сощурил левый глаз. Чуть склонил набок голову. Постучал пальцем по столешнице.
— В этот раз не будет никаких цветков на окне, — сказал он. — Не нужно изображать сыщика. Не вздумай вертеться у нас под ногами, зятёк. Если ты сорвёшь мне операцию…
Каховский покачал головой. Стрельнул взглядом в Зою. Словно намекнул мне, что сдерживается в выражениях только ради дочери.
— Ты просто сидишь дома, — сказал Юрий Фёдорович. — И читаешь про идиотов, лёжа на своей кровати. Никакой самодеятельности в этот раз. Без тебя справимся. Ты меня понял, зятёк?
Я почувствовал, как Зоины пальцы сжали мою руку. Дёрнул плечом. Кивнул.
— Понял, дядя Юра, — сказал я. — Буду читать дома.
Откусил половину конфеты. Вспомнил, что именно «Мишку на севере» чаще всего покупала тётушка — тогда, в другом прошлом. Каховский покачал головой.
— Я очень надеюсь на это, — сказал он.
Юрий Фёдорович пригрозил мне ложкой.
— Предупреждаю, Иванов, — сказал он, — увижу твою физиономию на Суворовской — пожалеешь. Три шкуры с тебя спущу! Там же сниму ремень… припомню все твои… просчёты.
— Папа! — возмутилась Зоя.
Она не выпускала мою руку. Пока не притронулась к чаю. На виске девочки вновь блеснула капля.
— Не увидите, дядя Юра, — заверил я. — Если только не уснёте в засаде и не встретите меня во сне. Возьмите с собой кофе в термосе. Он помогает бороться с сонливостью.
— Не умничай, — сказал Каховский. — Лучше бы ты мне даже и не снился!
Зоя вертела головой: смотрела то на отца, то на меня. Хмурила брови. Халат не прикрывал её шею — та казалась длинной и тонкой.
— О чём вы говорите? — спросила Каховская. — Какие цветки, какая засада?
Юрий Фёдорович указал на меня. Поспешно, будто «переводил стрелки». Мне почудилось, что майор милиции смутился.
— Он знает, — сказал «дядя Юра».
Зоя всплеснула руками. Стол пошатнулся, в чашках заплескался чай. Покачнулись и стянутые в «хвост» волосы девочки — изобразили маятник.
— Но я-то не знаю! — воскликнула Каховская. — Папа!
Юрий Фёдорович откинулся на спинку дивана, взял с подоконника пачку сигарет, распечатал её. Сменил в своей руке ложку на сигарету. Чиркнул спичкой, закурил.
— Всё, что тебе нужно знать, дочь, — сказал Юрий Фёдорович, — так это то, что скоро явится твоя мама. И наткнётся на ваши одеяла. Уверен, ты представляешь, как она отреагирует на такой бардак. Так что не засиживайся. Советую тебе не заниматься ерундой, а навести порядок в гостиной.
Каховский указал сигаретой на дверь. В воздухе закружили крупинки пепла, вслед за дымным шлейфом полетели к шумевшим на улице кронам деревьев. Зоя обижено хмыкнула, схватила меня за руку.
— Идём, Миша, — сказала она.
Девочка резво вскочила со стула, прожигая лицо отца гневным взглядом. Я послушно выбрался вслед за Каховской из-за стола. Но на пороге кухни притормозил, обернулся.
— Дядя Юра, а что там с делом Оксаны Локтевой? — спросил я.
Ухмылка исчезла с лица Зоиного отца, словно её унесло сквозняком. Майор милиции взглянул на дымящийся кончик сигареты. Будто задумался над ответом.
— Расследование этого дела продолжается, — сказал Юрий Фёдорович.
Он поднёс сигаретный фильтр к губам. Затянулся дымом, на пару секунд задержал дыхание (зажмурил при этом глаза). И выпустил в окно струю дыма.
Посмотрел на меня и добавил:
— Это пока всё, что тебе нужно знать, зятёк.
* * *
В этот раз Зоя Каховская не поспешила уйти из родительской квартиры (обычно после тренировок мы тут не задерживались). Едва мы убрали с пола гостиной одеяла, как председатель Совета отряда четвёртого «А» класса преградила мне путь к выходу из спальни. Она впилась в моё лицо строгим взглядом, толкнула меня в сторону кровати. Не сводила с меня глаз — прикрыла дверь. Я впервые растерялся в её присутствии. Уселся на покрывало — почесал нос. Подумал, что Каховская сейчас очень походила на разгневанную Мери Поппинс из советского фильма. Вот только я не помнил, была ли у той актрисы (Натальи Андрейченко) в кино такая же родинка над губой, как на лице у Каховской.
Зоя выставила вперёд левую ногу, чуть согнула её в колене; подпёрла кулаками бока; шумно выдохнула. Постучала носком левого тапка по полу. Она смотрела на меня сверху вниз, покусывала губы. Сейчас Каховская не казалась мне маленькой и безобидной девочкой. Я вдруг представил, какой она будет лет через десять. Впервые поверил, что из Зои получился бы комсомольский вожак. За стеной (в кухне) ожил радиоприёмник — зазвучала бодрая музыка и голоса солистов незнакомого мне советского вокально-инструментального ансамбля. Я отметил, что на голове Каховской хорошо смотрелась бы причёска Мэри Поппинс (а ещё ей подошла бы шляпка). Зоя указала на меня пальцем.
— Ты ничего не хочешь мне рассказать, Михаил? — спросила она.
Я не улыбнулся (хотя собственная растерянность меня позабавила). Подумал, что Зоиным соперницам на соревнованиях не позавидуешь — если Каховская перед схваткой посмотрит на них, как сейчас на меня.
— Очень хочу, — сказал я. — Только пока не понял, что именно ты желаешь от меня услышать.
— Всё! — заявила Каховская.
Девочка приблизилась ко мне ещё на полшага. Я разглядывал её с интересом: помечал, какие черты лица достались Зое от матери, и что Каховская получила от отца. Пришёл к выводу, что взгляд у неё — точно отцовский.
— Начать с сотворения мира или с моего рождения? — спросил я.
— Не говори ерунду, Иванов, — отмела мои шутки Зоя. — Начни с того, что случится с Зотовой. Ведь ты мне этого так и не рассказал! Что произойдёт в воскресенье ночью на Суворовской улице?
* * *
После предупреждений Каховского я осознал, что не собирался никуда идти ночью пятнадцатого октября; понял, что успокоился, передав Юрию Фёдоровичу заботы о спасении Светы Зотовой. А Зое Каховской рассказал о возможном взрыве машины Светиного отчима больше для того, чтобы ублажить собственную совесть. Я доказывал не только своей юной подружке, но и себе: спасение Зотовой и её отчима — дело для советской милиции, а не для десятилетних детей. Объяснял, что мы уже помогли однокласснице, чем могли. А дальше всё зависело от расторопности милиционеров. Не разобрался, сумел ли я убедить Зою. Мы с ней полчаса рассуждали на тему того, как именно Зоин отец будет ловить преступников. Но не обсуждали: нужно ли нам ещё что-то сделать для помощи Свете Зотовой.
В воскресенье ночью я и не подумал бежать с инспекцией на Суворовскую улицу. С Зоей на тему «взрыва»
