Книга Новая жизнь 8 - Виталий Хонихоев

у меня и так вокруг девушек, которые умеют ближнему боль причинить более чем достаточно, правда половина из них — только психологическую, но так, что впору потом идти и вешаться. Как там «ваша собака кусается? Нет, она причиняет боль иначе — и собака такая — ты толстый, никому не нужный и до сих пор живешь с мамой».

Это то, что я помню со вчерашнего вечера. И это ни черта не объясняет окружающую ситуацию. Потому что я лежу в «Логове Злодейки», а на сгибе моей руки лежит голова Бьянки. Нет, я ничего не имею ни против голой Бьянки, ни против того факта, что к моей спине тоже кто-то прижимается, вызывая приступ клаустрофобии. Поворачиваю голову — так и есть, Шизука-тян. Все-таки подростковая у нее фигура, когда сзади прижимается — так и не поймешь… кто именно. Груди как таковой и нету. Вот если Бьянка сзади прижмется, то сперва мягкие объемные подушки грудей чувствуются, а уже потом — вся Бьянка… трудно ей всем телом прижаться.

Как я оказался в «Логове Злодейки» после вчерашнего? Я осторожно вытаскиваю свою руку из-под головы Бьянки, чувствуя себя сапером на минном поле. Она что-то бормочет и снова засыпает. Так же осторожно — подтягиваю к себе ноги и сажусь на край кровати в ногах. Одеяло сползает со спины Бьянки, демонстрируя кровоподтеки и шрамы на ее спине. Однако. Досталось ей во время штурма… такое ощущение что ее спиной по камням волочили или кнутом били и … погоди-ка… рубцы и кровоподтеки свежие… о, черт. Да что тут ночью происходило?

— Мне нужен трон! — кричу я, размахивая бутылкой: — Косум! Назначаю тебя своим визирем! Ээ… помощником. Советником. Любовницей с широкими полномочиями!

— О! Господин назначил меня любимой женой! — кричит в ответ Косум и размахивает своей бутылкой: — Киоко! Михо! Присматривайте тут… мы с Кентой в город! Трон искать!

Я мотаю головой и тут же хватаюсь за нее. Запомните, если у вас похмелье — не мотайте вы головой из стороны в сторону! Но вспышка воспоминания как мы с Косум рванули в город ничего не объясняет. То есть объясняет почему я не проснулся в кабинете Косум или там в комнатке Киоко… но не все это вот. Обвожу окружающее взглядом. Да, на спине у Бьянки будто черти ночью танцевали, рубцы и кровоподтеки, потому то и спит она на животе. Осторожно стягиваю одеяло с Шизуки. Ничего такого. Обычная голая девушка школьного возраста. Соски торчат в разные стороны как орудия из орудийных портов «Золотой Лани», а в остальном… тренированное тело, явно выраженные сухожилия и мышцы на плечах и бедрах, небольшие, но тугие и крепкие. Такая же крепкая попка… вот попка немного красная и … я прикладываю ладонь к этим красным пятнам на упругой попке Шизуки. Так и есть, красные пятна точь-в-точь по размеру моей ладони.

— Ты не должна этому радоваться! Ик! — поучает Косум Шизуку: — ты должна кричать — Нет, не надо! Только не туда! Отпустите! Пожалуйста, господин, прекратите меня трахать! Да! Еще!

— Это же нелогично — моргает Шизука: — ты противоречишь сама себе.

— А тут не надо логики. Это — страсть! Какая логика может быть в «Повести о Великолепном Гэндзи»?! Конечно, ему было проще бросить госпожу Мурасаки и не испытывать по отношению к ней высоких чувств, просто использовать ее, ведь госпожа Мурасаки полностью зависела от него, будучи девочкой! Я вот не японка и то это знаю. Нету логики в страсти!

— Но… сперва я кричу «нет», а потом я кричу «да» и «еще»… почему?

— Да потому что сперва ты — невинный цветок, который насильно соблазняют, но потом твое тело познает запретный плод и раскрывается навстречу соблазну. Желает быть оскверненным и поруганным этим ненасытным зверем! Потому что ты сама в ужасе от своих тайных и темных желаний, быть втоптанной в грязь и изнасилованной, дрожать от удовольствия, будучи униженной и брошенной…

— Мне нравится когда меня Бьянка-сама… тренирует — кивает Шизука: — но я так не кричу.

— А это важный аспект — поднимает палец Косум: — Ик! Японские мужики не умеют иначе. Им надо чтобы ты была невинный цветочек в начале и смущалась, а потом — во вкус входила. Они все насильники по натуре. Ну… которые не мазохисты. А многие и насильники и мазохисты. Это у них от неуверенности в себе.

— Но как мне узнать, когда кричать «Нет, не надо!», а когда «Да, еще!»? — спрашивает Шизука: — и почему Кента — в себе не уверен?

— Он-то? — Косум бросает на меня быстрый взгляд: — с ним другая история. Он слишком самоуверен. Но ему тоже понравится. У него психика гибкая, он подстроится… так, а ну, давай, пробуем, давай…

— Нет, только не туда, сенпай. Не надо пожалуйста. Я не хочу, чтобы меня насиловали. — монотонно говорит Шизука: — пожалуйста. У меня дети, жена и ипотека, пожалуйста не надо…

— Стоп! — хватается за голову Косум: — мне надо выпить…

Воспоминания, всплывающие в голове отнюдь не улучшают моего состояния. Я осторожно сползаю вниз, к основанию кровати и встаю. Голова кружится. Под кроватью, на коврике — обнаруживается Киоко, слава богу одетая и без синяков на видимых участках тела. Тоже загадка — как это Киоко ночью одетой осталась? Повсюду разбросана одежда, бюстгальтеры, юбки и трусики, какие-то разноцветные парики — синие, зеленые и оранжевые.

— А я могу раздеться! — говорит Киоко: — Кента-сама все равно меня видел уже!

— Тпру! Тормози лошадей, девчонка. Ты должна работать на более тонком уровне — говорит ей Косум и хватает ее за ухо: — характером! Уровнем осознанности! Духовностью! Что за манера везде свои сиськи светить?!

— Ай! Больно! Отпустите, Косум-сама! Больно же!

— Кругом одни шлюхи — жалуется Косум: — Кента! Ты собрал всех гулящих девчонок города в одном месте. На вас всех теперь только бомбу осталось бросить! В одном месте собрать и сбросить. Ик! Чтобы ликвидировать Содом и Гоморру в начальной стадии развития! Ик!

— В море, в море за тунцом — напеваю я в ответ: — все равно мне что ты там про нас думаешь. Ик! Ты — пуританка и лицемерка, а у нас всеобщая любовь. Мы, мать его — хиппи. Дети Любви. Ик!

— Пфф! Среди этих твоих всех одна я тебе не дала, потому у меня медаль должна быть. За сохранение … хм.

— За оборону половой неприкосновенности? — предлагаю я: — и саму медальку в