Книга Последний проблеск света - Клэр Кент
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я старательно борюсь.
Ничего не работает.
Я пытаюсь пинать его по ногам, но получается разве что отдавить ему пальцы.
Трэвис охает, но не отпускает.
Я пытаюсь пихнуть локтем назад, но не могу замахнуться достаточно сильно, чтобы нанести ощутимый урон.
Я в ловушке.
Он меня поймал.
Он намного крупнее меня.
Я так раздражена, что скулю и обмякаю.
— Помоги мне. Пожалуйста.
— Какой частью тела ты можешь пошевелить?
Я на минутку задумываюсь.
— Ногами.
— А еще?
Я шевелю пальцами, но руки прижаты к телу, и я не могу до него дотянуться.
— Еще? — его голос по-прежнему раздается над моим ухом, дыхание обдает мои волосы.
Я инстинктивно поворачиваюсь навстречу.
— О. Голова. Я могу двигать головой, — я наклоняю голову вперед, а потом с силой запрокидываю и ударяю его по плечу. — Ой! По-моему, мне было больнее, чем тебе.
Он хрюкает.
— Да уж. Не рекомендую так бодаться. Но как еще ты можешь шевелить головой?
Я выгибаю шею и поворачиваю голову, пока мои губы не задевают его футболку. Я замираю, когда в голову приходит идея.
— Вот именно, — бормочет он. — Сделай это.
— Угол неподходящий.
— Так сделай его подходящим.
Я ерзаю и извиваюсь, пока не удается достаточно повернуть голову. Затем открываю рот и сжимаю зубами плоть верхней части его руки — это единственная часть его тела, до которой я могу дотянуться.
Я не кусаю, но задерживаю зубы в таком положении.
— Сделай это, — хрипло требует он.
Я колеблюсь. Это же Трэвис, и я не хочу ему навредить.
— Сделай это, — его тело ощущается таким твердым и жарким позади меня, и это нравится мне сильнее, чем должно. — Сделай это, девочка. И одновременно топни по моей ноге. Не по пальцам. Выше к лодыжке. Так сильно, как только сможешь. Я не отпущу тебя, пока не буду вынужден сделать это. Вперед.
Я подчиняюсь. Я топаю по его ноге и одновременно кусаю за руку.
Трэвис громко охает, так что, должно быть, это больно. Он не убирает руки, но хватка ослабевает. Я вырываюсь и резко разворачиваюсь, одновременно доставая нож из ножен.
Я приставляю лезвие прямо к его животу.
— Хорошо, — Трэвис покраснел и слегка согнулся вперед, в его глазах проступило почти хищное выражение. — Очень хорошо.
Меня переполняет прилив восторга, силы. Я наблюдаю, как он снова приближается ко мне. Мне удается несколько раз ускользнуть, но потом он притворяется, будто нападает слева, но обманывает и хватает за запястье так крепко и неожиданно, что нож падает в траву.
Я пытаюсь снова подхватить оружие, но Трэвис опережает меня и дергает к своей груди как тряпичную куклу. Я немедленно начинаю извиваться и поворачиваю голову, чтобы опять его укусить, но на сей раз он применяет удушающий захват, и его рука давит на мое горло. Сейчас мои зубы ближе к его руке, но он не позволяет мне двинуть головой так, чтобы впиться в его плоть.
Я хватаю ртом воздух и скулю от давления на горло, хотя это мне не вредит. Даже синяка не останется.
Но он давит достаточно, чтобы держать меня в ловушке.
— Трэвис, — хриплю я.
— Чем ты можешь пошевелить? — его голос у моего уха охрип настолько, что едва можно разобрать слова. Это практически низкое рычание.
Я снова поднимаю ногу, чтобы топнуть, но другой рукой он обхватывает мои бедра, прижимая мои ноги к своим.
Он ощущается горячим как огонь. Твердый, крепкий и живой в такой манере, от которой внутри все пульсирует.
— Чем ты можешь пошевелить? — снова спрашивает он.
Я двигаю бедрами, толкаясь ими назад.
Я чувствую нечто новое. У поясницы.
Это вызывает прилив жара внизу живота. Завиток глубинного наслаждения, которое я едва могу осмыслить. Теперь пульсирует уже кое-что другое.
Я беспомощно дергаюсь в его хватке, но не уверена, что вообще пытаюсь вырваться.
— Проклятье, женщина, — его голос звучит натянуто и требовательно. — Прекрати так ерзать. Чем ты можешь пошевелить?
Руками. Я внезапно осознаю, что могу шевелить руками, поскольку он держит меня за шею и бедра. Я ударяю его локтем в бок.
Трэвис охает и дергается. Я пытаюсь вырваться, как и прежде, но на сей раз не удается освободиться.
Я теряю равновесие. А может, это он спотыкается. Мы оба валимся вперед в траву.
Я падаю лицом вниз, но успеваю упереться руками, когда он меня отпускает. Трэвис приземляется сверху, его вес прижимается к моей спине.
Мы оба тяжело дышим. Он упирается руками в землю по обе стороны от меня, поднимая часть своего веса.
Та пульсация между моих бедер становится как никогда сильной, и это заставляет мое тело делать вещи, о которых я бы никогда не подумала. Я приподнимаю бедра, пока моя попка не встречается с этим бугром в его джинсах. Я потираюсь о него, издавая странный гортанный звук.
Трэвис невнятно охает и поднимается с меня, скатившись в траву рядом.
Когда я поворачиваюсь, он садится и награждает меня самым гневным взглядом на свете.
— Ты что творишь, черт возьми?
— Прости, — я потираю лицо, пытаясь собраться. Я тяжело дышу, и каждая клеточка моего тела тянется к нему, стремится к нему, жаждет, чтобы что-то случилось. — Прости. Я не…
— Ты не можешь так делать.
— Я же извинилась. Я не подумала, — я сглатываю и накрываю ладонью пылающую щеку. — Я не… я не осознавала, что ты…
— Чего ты не осознавала? Что я мужчина? — он напряжен, зол и раскраснелся не меньше, чем я.
— Конечно, я знаю, что ты мужчина. Но мужчины же разные. Они не все хотят… хотят… — я умолкаю, все еще переводя дыхание. Все еще сдерживая себя, чтобы не забраться на него и не потереться всем телом. — Я не осознавала, что ты думаешь обо мне в таком плане.
Мы долго смотрим друг на друга посреди мертвой травы, оба тяжело дышим, и воздух как будто сгущается.
— Прости, — бормочу я снова. — Я не хотела тебя дразнить.
Он не отвечает.
— Ты зол на меня?
Он испускает протяжный хриплый вздох.
— Нее. Все хорошо. Бывает. Ничего страшного.
Надеюсь, он говорит искренне, но я сомневаюсь.
Многие люди — и мужчины, и женщины — не считают секс чем-то серьезным. Это может быть просто средством скоротать время. Получить быстрое удовлетворение. Это может быть средством отплатить за защиту. Средством манипуляции. Товаром.
Но для Трэвиса секс что-то значит. Я это понимаю. Он не относится небрежно к таким вещам. В противном случае ему не было бы так неловко.