Книга Иоанн III Великий. Ч.1 и Ч.2 - Людмила Ивановна Гордеева

наверх. И упали они с Феодосией в объятия друг к другу, как переспевшие яблоки на матушку-землю. Одинокие, истосковавшиеся, любящие и свободные, они, без мыслей о грехе, без оглядки на возможные слухи, насыщались своей любовью, предаваясь ей длинными осенними ночами, полными ласки и страсти. Он упивался ею, как измученный жаждой человек — сначала жадно, взахлёб, не разбирая вкуса и запаха, и лишь потом со смаком, с удовольствием, не спеша, наслаждаясь всеми оттенками, всеми достоинствами долгожданного напитка. Повзрослевшая Феодосия больше уже не исповедовалась в своём грехе владыке Московскому, дома, в Рязани, у неё появился свой духовник, и своё покаяние берегла она для него. А пока замаливала грехи перед иконами, оправдываясь тем, что её возлюбленный теперь был вдовцом, и она надеялась...

И вот теперь он вновь шёл к ней — по желанию, по привычке, которая появилась за последнюю пару месяцев, по любви. Шёл, хотя и помнил о том портрете на деревянной доске, лежащем на его столе...

Глава III

РЯЗАНСКАЯ КНЯЖНА

В то время, когда Иоанн направлялся на встречу с возлюбленной, та стояла перед иконой Божией Матери и слёзы потоком лились из её глаз. Только что она вернулась от Анны, где беззаботно забавлялась с племянником, до тех пор пока не пришла его проведать сама Мария Ярославна. Дочь её уже несколько недель собиралась возвращаться в Рязань, но её всё что-то удерживало: то матушка не отпускала, то малыш приболел, то Феодосия уговаривала погостить ещё, да и великий князь был рад гостям.

Наконец назначили точную дату отъезда, и вдовая великая княгиня старалась навещать Анну почаще, чтобы насмотреться на неё и на внука перед очередным долгим расставанием. Вот и в этот раз, играя с Иванушкой, который только начал уверенно ходить и всё норовил вырваться из рук, чтобы убежать, схватить что-нибудь, великая княгиня рассказывала об очередных дворцовых событиях и, конечно, не преминула сообщить, что вернулись послы из Италии, привезли хорошие вести, портрет будущей невесты, византийской царевны, и что государь, судя по всему, доволен и посольством, и невестой, и переговорами. Можно, не мешкая, посылать сватов.

— Новая жена появится — тесно тут станет, — рассуждала вдова. — Тогда, коли вновь в гости пожалуете, придётся моим теремом довольствоваться либо в гостевом стоять. Хотя, как знать, может, государь пожелает для неё новые хоромы поставить!

Она говорила, не замечая, как меняется в лице Феодосия, какими неловкими и заторможенными становятся её движения. Благо, дело происходило в декабре, когда дни неимоверно коротки и заканчиваются, едва успеешь оглянуться. Конечно, в комнате горели свечи, но не столь яркие, чтобы страдание человека, написанное на его лице, сразу бросалось в глаза посторонним, тем более что вдовая великая княгиня была занята внуком.

Феодосия изо всех сил старалась сдержать себя, чтобы не разрыдаться здесь же, в комнате. Да, ещё в Рязани она слышала о том, что почти год назад в Москву приезжали из Рима послы, которые будто бы предлагали Иоанну знатную невесту. Она спрашивала об этом возлюбленного, но тот шутил, что невест кругом очень много, впору смотрины объявлять, а ему-то и смотреть ни на кого, кроме неё, Феодосии, не хочется. «Мало ли какие послы с какими предложениями приезжают!» — уходил он от разговора и старался не возвращаться к нему. Но она не могла забыть о возможной сопернице и совсем недавно вновь пытала его: правда ли, что он не собирается сватов посылать за царевной? Иоанн, чуть осерчав, ответил ей, что пока он ничего не знает про гречанку, а стало быть, и речи вести не о чем!

Княжне хотелось тогда же спросить государя, почему же он не желает сделать её своей невестой, но она сдержалась, чтобы совсем не рассердить своего любимого. Тем более что в последнее время, ссылаясь на занятость, он появлялся у неё всё реже.

Всё это время Феодосия не раз думала о том, что, если бы были живы её родители, они, наверное, позаботились бы о её судьбе. А самой... впрочем, находились и для неё женихи. Братец не раз интересовался, не собирается ли она подумать о замужестве, ведь пора уже, но она и представить себе не могла в роли мужа или возлюбленного никого другого, кроме великого князя Иоанна Васильевича. Убедилась в этом, пожив вдали от него — в Рязани. Это была не жизнь, а какое-то нереальное существование, которое тянулось неимоверно долго и непонятно зачем, и заполнить его смыслом не мог даже племянник, которого она, естественно, любила и который стал для неё единственной отрадой во всём её рязанском существовании. Княжна же подтолкнула Анну к мысли поехать погостить к матери, потому что была уже не в силах выносить разлуки, а ехать одной без видимой причины, без приглашения было неловко.

За год одиночества и тоски по возлюбленному Феодосия была уже душевно подготовлена к тому, чтобы без всяких условий и притворства кинуться к нему на шею. Конечно, всё время разлуки она надеялась на то, что свободный теперь от брачных уз государь пожелает жениться на ней. Первый год она оправдывала его молчание трауром по умершей жене. Но когда пошёл второй год, а сватов всё не было, её начали мучить сомнения: а что если забыл, если разлюбил, если не нужна стала? Тогда-то и созрела решимость вернуть любовь любым путём, а если даже и нет, отдать ему всё самое дорогое, невинность свою, чистоту, жизнь, а там — будь что будет. Хоть толику счастья испить — останется потом о чём вспоминать, чем жить, и то хорошо. Потом — хоть в монастырь, хоть замуж за нелюбимого, можно и нянькой остаться при племяннике.

Словом, за время разлуки всякого напередумывала. А приехала в Москву, почувствовала любовь ответную — вновь самые радужные мечты возродились. Ну чем она ему жена плохая? Молодая, не урод, происхождение — трудно на Руси княжну более высокого рода сыскать, а великие князья Московские исстари на русских девушках женились, лишь изредка — на литовских. Первая-то жена Иоанна Васильевича — кто была? Дочь князя Тверского. А сама Мария Ярославна? Дочь князя Боровско-Серпуховского. Чем же дочь Рязанского великого князя хуже их по роду своему?

Эти мысли то и дело приходили ей на ум, лишали покоя. Феодосия собиралась поговорить об этом с возлюбленным, но он приходил — и она, не решаясь, вновь откладывала это на следующий раз. Княжна всё ждала, что он сам предложит ей стать