Книга Одесская сага. Троеточие… - Юлия Артюхович (Верба)

– Раз ты одобрила, то вкус должен быть божественный, – рассмеялась Анька. – А мне этого зелененького налейте попробовать. Ой, фу, он мятный, как конфеты «Театральные».

– «Ой, фу» – это твоя самогонка. А шартрез под кофе идеален, – буркнула Лида.

– Ну вам, богатым, виднее, – фыркнула Аня.

– Господи, вам же под сраку лет, а никто не изменился. Только усугубилось, – изрекла Женя и затянулась беломором.

Разрумянившаяся от еды и выпивки Ксеня с блестящими глазами откинулась на спинку бархатного кресла:

– Девочки, а я всю жизнь мечтала открыть свой ресторан. И там – вкус детства – все мамины блюда, и Ривкины пирожки с печенкой, и Нюськин борщ с черносливом. И абрикотин, как тот, что вы в детстве на даче гнали… Жаль, не разрешат…

– Вот не знала, что у абрикотина – вкус детства, – отозвалась Женька. – А борщ лучше с бычками.

Но Ксеня ее не слушала:

– А я бы сейчас ушла на пенсию и выготавливала тут по первому классу. Вон у Ильи такое мясо получается, все шашлычники обзавидуются. И маму сюда бы с ее талантами… Я ей обещала дачу… Там, на Дальнем Востоке. И производство наладить. Не успела. Давайте мамочку помянем… Прости меня, мамочка…

– И папу, – отозвалась Женька. Анька всхлипнула и подняла рюмку:

– За них, за самых лучших.

Откинулся

В комнату Фени Вербы стукнули и, не дожидаясь приглашения, толкнули дверь. Не тут-то было – Феня запиралась всегда. На всякий случай. Ментовская вдова сохраняла свой статус и вбитые мужем правила безопасности даже через двадцать лет после его смерти.

– Мать, ты чего там, бабки под одеялом считаешь? Чего заперлась?

Феня подскочила с кровати и бросилась открывать. На пороге комнаты стоял ее старшенький, Серега, с отросшей рыжей щетиной на голове и на лице.

– Я не понял? А где поляна? Чего не рада?

– Да ты хоть бы телеграму дал! – охнула Феня и засуетилась – кинулась ставить чайник, потом метнулась в магазин за шкаликом. Быстро собрала на стол.

– Ну ты как? Как Тося? Рассказывай? – начал Серега.

– Да все в «вышке» своей. Сейчас опять в рейсе на два месяца.

– Ты смотри, красиво живет. Далеко пошел! И при деньгах, и при форме. Мать, ты смотри, как тебе повезло – самый фартовый набор: блатной и моряк, так что будешь у нас как сыр в масле! Сейчас тебя принарядим, хату в порядок приведем!..

– Только приводить никого не вздумай, – насупилась Феня, – никаких баб.

– Мам, да ты шо, я честный вор, какие бабы? Только свои, только кореша.

– Уголовников мне еще не хватало! У нас таких за стенкой полно и во дворе половина. Шоб ни одного этого твоего в наколках не было!

– Та не кипиши, мать! Я ж только откинулся. Дай неделю – я пойму, что почем.

– Работать куда пойдешь?

– Куда работать? – улыбнулся Серега. – Ну ты скажешь! Вон Толян пусть работает. Он у нас сознательный.

Братьям так и не удастся увидеться. Через пару дней Феня, вернувшись домой, обнаружит за столом сына с тремя корешами.

– Мать, садись ужинать. Я все приготовил.

Феня с удивлением смотрела на стол, где лежала порубанная кусками дорогущая крестьянская колбаса, сало в ладонь толщиной и мясной балык с Привоза, сыр, брынза, пару банок рыбных консервов… Конечно, несколько бутылок водки… Феня как чужая присела на край собственного стула.

– Мать, ты не стесняйся, ужинай чем бог послал, а потом нам с корешами перетереть надо.

Ошалевшая Феня машинально взяла кусок колбасы.

– Давай и рюмашку для аппетиту.

Серега через четверть часа сунет матери червонец:

– Мам, пойди в кино. Нам серьезно поговорить надо. На кино хватит? Вон в «Серпе и молоте» сеанс скоро.

Феня настолько была ошеломлена всем происходящим, что с десяткой в руке так и вышла на двор и уставилась на деньги.

Как ее непутевый сын враз раздобыл еды на две ее зарплаты да еще и кинул десятку на кино, она даже не представляла, а точнее – совершенно не хотела знать.

Она посмотрит кино, сдачу засунет поглубже в лифчик и явится домой с заготовленной речью. Но воспитывать будет некого – Серега и незваные гости уже исчезнут, оставив полный стол еды и окурков.

Он будет появляться дома набегами. Через неделю притащит разбитную размалеванную деваху и усадит себе на колени.

– Мать, знакомься – невеста моя! Танюха!

Феня, ввалившаяся после смены, посмотрит на хихикающую Танюху и на свою помятую кровать.

– Я ж сказала: баб своих ко мне в дом не водить! Таких невест по рублю за ночь. Мне теперь что, керосином постель облить?

– Я ж говорил, она суровая женщина. Но что поделаешь. Родителей не выбирают. Пойдем мы, – хмыкнул Серега.

В следующий раз он ввалится среди ночи и упадет спать на свою койку в уголке.

Утром, почесав кудлатую голову, спросит у надутой Фени:

– Может, ты хочешь чего? Может, что надо?

– Ты где деньги-то возьмешь?

– Мать, тебе дело? Мужик добычу принес – бери, радуйся. И не спрашивай. Может, чего купить, пока ты на работе?

– Яиц купи, – примирительно ответила Феня, – десяток.

Серега явится за полночь подшофе, но с упакованным лотком отборных яиц.

– Ты шо, с ними гулял весь день? – хлопала глазами сонная Феня.

– Ну ты что? Я ж фартовый пацан – зачем мне чужие яйца? Своих хватает! – заржал Сережка, опуская лоток на стол.

Феня прошлепала босыми ногами к столу.

– И крупные какие! Ты где их взял, шибеник?

– Купил!

– Ночью?

– А шо? В ресторане свои люди – мы красиво посидели, потом я попросил человечка сделать матери лоток яиц по высшему разряду, и с черного хода вынесли! Так что, мать, яйца у тебя козырные, прямиком из ресторана «Юбилейный» с Дерибасовской!

Пока Феня, потеряв дар речи, смотрела на яйца из ресторана, Серега, покачиваясь, завалился в кровать.

– Ты сколько ж за них дал?

– Четвертак.

– Сколько?!!!! Они же три шестьдесят стоят.

– Мне для матери ничего не жалко, – пробормотал Серега и захрапел. А Феня проплакала над «золотыми» яйцами полночи. Как можно было такие деньжищи отдать, она не понимала.

Но ее беспутный сын был прав – не жалко. Он их не зарабатывал на заводе или в рейсе. Серега не зря провел пять лет на зоне, где стал вполне приличным карманником-щипачем, и дело это ему нравилось.

Гулял он красиво, но недолго, и снова присел, не дождавшись каких-то пару дней прихода Толика из рейса.