Книга Бандит по особым поручениям - Борис Седов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Может быть, я в журнале учета посмотрю? – красными, как после ночной попойки, глазами, Инна Матвеевна посмотрела на директора. – У нас есть журналы по выпускным годам. Мы хотя бы наверняка будем знать, что этот Мальков воспитывался в нашем детском доме…
Не договорив, она чихнула.
– Посмотрите, голубушка, посмотрите! – похвалил инициативную секретаршу Крутов.
Ожидая результата, мужчины остались внизу и выкурили по две сигареты.
– Я о вас в газете напишу, – пообещал Мартынов.
– Обо мне не надо! – взмолился Валентин Матвеевич. – Вот если бы вы через ваше издание обратились к состоятельным столичным мужам и дивам… Мы бы от любой помощи не отказались…
– Не вопрос. Дайте только доехать. Но пока я материал не соберу, мне в Питере делать нечего. Так что уж помогите и мне…
– Конечно! Господи, да я все возможное!..
А Инна Матвеевна, стоя у окна и вдыхая прохладный августовский воздух, листала журналы и шмыгала носом. Просмотрела, спустилась вниз. И как тупым ножом отрезала:
– За все годы существования нашего детского дома из его стен никогда не выпускался человек по имени Артур Викторович Мальков. Можете запереть меня здесь или, проявив милосердие, убить, но по-другому не будет уже никогда.
Ситуацию спас сам Мартынов.
– Ну, значит, так оно и есть. Валентин Игоревич, а где сейчас ваш предшественник? Ведь он-то мог помнить этого человека? Вы знаете, мне стало интересно… Я найду этого Малькова. Или я – не Мартынов. А я – Мартынов. Мальчика могли привезти сюда, но перенаправить в другой детский дом, правильно? Но тогда об этом должен помнить ваш предшественник!
– Господи… – едва не задохнулась от изумления Инна Матвеевна. – До чего вы, журналисты, въедливые! Человеку, во-первых, уже под восемьдесят, во-вторых, как он может помнить мимолетный случай пятнадцатилетней давности?!
– Эх, Инна Матвевна, Инна Матвевна… – произнес журналист. – В этом вся соль нашей работы. Заставлять людей вспомнить то, что безвозвратно забыто, – что может быть интереснее?
Секретарша пожала плечами, давая понять, что на свете есть более интересные и приятные занятия.
– Сергей Борисович Коломиец живет в восемнадцатом доме по улице Станиславского. Знаете, это нужно доехать до площади Станиславского, потом…
– Я разберусь, – заверил Андрей Петрович. Крутов пожал руку журналиста обеими ладонями.
Они были горячи и влажны от нежданно свалившегося на голову подарка.
– В любой момент… Как прижмет… Или, наоборот, не прижмет… В общем, вы меня поняли.
Мартынов понял. А Крутов, оставшись один, присел на краешек стола и тяжелым взглядом уткнулся в плотный целлофан упаковки ноутбука. И даже не обернулся в сторону вошедшей секретарши.
– Странно, Инна Матвеевна… Знаете, мне два года назад звонили однокашники и сказали, что Яшка Басов умер от инфаркта… Жив, курилка, выходит? Вы что-нибудь в компьютерах понимаете?
– Можно найти того, кто понимает. Вот подарок, так подарок… – Потеребив мочку уха, она представила себя за столом, вооруженном компьютером последней модификации. – Куда поставим?
– Да я вот думаю… Сколько он, по-вашему, стоит? Может, продать, да кладовку тушенкой забить? Так, смотришь, и до выборов дотянем?
Коломиец. Сколько лет ему сейчас? Восемьдесят? Не хочется думать о том, что происходит с памятью в этом возрасте. Неужели придется переписать всех, двадцать две фамилии, из списка выпуска восемьдесят восьмого года? А потом по одному вычеркивать: умер, азиат, группа крови не совпадает… У кого-то, возможно, родители живы, просто родительских прав лишены… Сколько же времени на это уйдет? Ох, беда…
Кто мог подумать, что возникнет такая лажа с детдомом? Нужно связаться с Флеммером, сказать, что ситуация осложнилась. Следует и вопрос о гонораре пересмотреть. Пять – десять процентов к оговоренной сумме вполне приемлемо. От их миллионов не убудет.
Дом на Станиславского Мартынов нашел быстро.
Здрассьте, лонца-дрица гоп-ца-ца…
«Северное сияние»…
– Наш общий друг Крутов сказал, что…
– Да вы что? Боже, какое горе. Не в коме? Просто плох? Выберется, обязательно выберется. Раз Сталинские лагеря пережил, то тут уж… Я обязательно приеду через неделю, справлюсь о здоровье. Ну, надо же, такое горе…
– Да чтоб тебя скрутило, пень старый! – вырвалось у Андрея Петровича, когда он вышел из квартиры, в которой проживал Коломиец. – Чтоб ты… Но только не сейчас, дед, не сейчас…
Мартынов заставил себя успокоиться. Негоже терять спокойствие в такой момент, ведь все только начинается. Конечно, оставаться спокойным в России профессионалу очень трудно. Но никто и не говорил, что будет легко.
Прочь сантименты, за поворотом – клиника, место, где журналиста не обогреют, а со свистом вышибут. Американский гражданин, человек по фамилии Мартынов едва заметно улыбнулся. Флеммер знал, что делал, когда посылал в Россию его, русского. Разобраться в этой стране может только русский.
Халат и стетоскоп он нашел на первом этаже в оставленном, по старому русскому обычаю, незапертым кабинете врача-офтальмолога. Зачем офтальмологу стетоскоп? Хотя это – Россия. Написано: «Офтальмолог», а кабинет вполне может занимать терапевт. А кабинет терапевта заставлен каталками с окоченевшими телами – в морге кварцевание.
Не помешала и маска. В эпоху вируса Эбола и азиатских ОРЗ с летальным исходом вполне оправданный элемент одежды.
Не нужно никого тревожить вопросами. Во-первых, если ты врач клиники и при этом не знаешь, где находится кардиологическое отделение, то уже через пять минут сам будешь отвечать на вопросы. Во-вторых, как выглядит Коломиец, ему известно. Фотокарточка старика стояла на столике в тот момент, когда его сморщенная будущая вдова плакала и указывала дорогу до клиники.
То, что положение осложняется еще больше, Мартынов понял уже при входе в отделение с изображением сердца и соответствующей надписью на огромной табличке, больше похожей на транспарант. У дверей стоял молодой человек в форме сержанта милиции, и едва Андрей Петрович направил свое мощное тело в проем, он тут же преградил дорогу.
– Вы к кому?
– К завотделением.
– Кто вы?
Мартынов раздраженно уставился на сержанта.
– Не узнаете меня в гриме?
Удивительно, но факт: совершенно бестолковая фраза из комедии советских лет заставляет отодвигаться в сторону всех, начиная с вахтерши женского общежития и заканчивая часовыми у Мавзолея.
Мартынов спокойной походкой двинулся вдоль коридорных дверей.
Первая палата. Ничего похожего…
Вторая. Три тетки и одна бабка…
