Книга Изнанка - Инга Кузнецова

Горло Гига для меня (я это запомнил) – начало всех возможностей. В глубине Бель, конечно, гораздо защищённей, но для нас, полусуществ, там, в глубине, уменьшается возможность распознавать звуки гигантской речи, звуки гигантских событий, и от этого привязанность к смыслу Хозяев падает.

Я и так потерял слишком много времени на бессмысленность. Я не хочу просто бездумно жрать.

Я хочу знать о том, что происходит с Бель. Знать – это ещё не любить, конечно, но это уже кое-что. Я хочу понимать, что происходит с ней и со всеми нами.

7

– Паспорт.

– Пожалуйста.

– В какую страну направляетесь?

– В Германию.

– Цель визита?

– Образование.

– Что у вас с рукой?

– Что?

– Синяк. Вас били?

– Нет. Я упала.

– Правда?

– Правда.

– Что вы собираетесь изучать в Германии?

– Историю искусств. Дизайн. Живопись.

– Вы рисуете?

– Да.

– Надеетесь стать известной?

– Не знаю. Как получится.

– Ну что ж, удачи.

– Спасибо.

– Хорошей поездки.

8

Так они поговорили: Бель и кто-то по типу «он», не имеющий отношения к Бель. Нам что-то разрешают. Мы варимся в сосуде шумов, преодолеваем какие-то препятствия. Сейчас движения Бель более отрывисты, чем прежде. Но в них есть сила. Сейчас мне славно чувствовать единение с Бель. Мне кажется, я начинаю что-то понимать. Она хочет отменить прежние события, связанные с её привычным пространством. Отменить, забывая. Это не так-то просто.

Если моя догадка верна и у Гигов есть свои Хозяева, для которых они лишь полусущества, возможно, что эти Сверх-Хозяева Гигов имеют такую форму, такую сущность, что я её и не смогу охватить и понять. Для меня они могут просто считаться пространствами, которым преданы Гиги. Например, Города, внутри которых есть улицы и дороги, подобные трубопроводам в телах существ. И убежища для Гигов тоже внутри Городов. Дома. Их собственные ближайшие миры, ограниченные стеной/ стенами провожаний/встречаний.

А ведь эта моя догадка не противоречит и предположению, что все эти Города могут оказаться лишь частями Сверх-сверх-гигантского существа. Возможно, везде, где кто-либо путешествует, проходят чьи-то тёплые трубопроводы. Может быть, таков невероятный закон существования высшей жизни, внутри которой строится гигантская, а внутри гигантской – наша, полуживая и полумёртвая полужизнь.

– Простите, моё место у окна, – мягкий голос Бель.

– Да, пожалуйста. Проходите.

9

Шум становится нерасчленимым. Приближается моя мёртвая фаза.

– Пристегните ремни безопасности.

Отовсюду нарастающий гул. Я в глотке, а глотка в глотке, а глотка в глотке… Я теряю связь с мирами, точно подныривая под изнанку реальности. Я опять проваливаюсь куда-то вместе с Бель.

…Да, вероятно, существуют разные виды бездн. Из некоторых возвращаются, из иных – нет.

– Чай? Кофе?

– Зелёный чай, пожалуйста.

10

Я чувствую: подобия, копошащиеся в повреждённых пузырях глотки, сейчас покинут Бель. Так странно понимать, что они – какие-то инварианты «я». Инварианты, которые существуют свободно, не задавая вопросов. Дожирая мякоть в и так уже вскрытых опасных камерах, они падают в жидкость, которая всё выпускается и выпускается из канальцев за нами. Эта жидкость – гибельная среда, разрешающая все противоречия.

Мне стоит большого труда не отдаться бездумному общему пребыванию. Оно меня блазнит. Мне хочется всё упростить и раствориться в единении с другими. Я такой же, как они. Я не один. Я впервые чувствую, что мне стало бы гораздо свободней, если бы я смог понять своих и принять нашу общность.

Я выпрастываю два отростка из трёх и тянусь к соседнему пузырю, за который держится кто-то на меня похожий.

Но не успеваю коснуться его.

Глотка Бель взрывается: «Кха!» Странно-гортанная недоречь! Широкий канал холодного света открывается резко, лопая мелкие пузыри, и ветер упрямства, возникший в Бель, выталкивает нас наружу.

11

Я только и успеваю, что вцепиться во что-то шероховатое, закрывающее выход из Бель. Я вишу на отростке. Тут не с чем соединяться. Это – не дышит. Я на шумосвету.

Опрокидывание всего: мелькнуло тепло Бель и исчезло. Теперь я во тьме неживого. Я могу только догадываться, почему меня выбросило из её нежного тела-мира, почему я сразу запутался в чём-то мёртвом, пахнущем воспоминаниями о сопротивлении.

Бель выдохнула меня с этим громким «кха». И я теперь в чём-то совершенно мёртвом, с мёртвой шероховатостью, в которой застряли отростки моих подобий, в капле Бель, быстро проникшей в мёртвое. Я размазан. О чём тут думают те подобия, что оказались со мной? Они, как и я, сейчас, вероятно, умрут. Мы покинуты Бель. Слабое утешение: наша мертвечина принадлежит Бель.

– Девушка, ваш платочек, вы потеряли.

Это говорится на каком-то другом языке.

– Спасибо, – на том же языке отвечает Бель.

Я бы мог вернуться к ней, если бы остался там. Но я уже отдаляюсь от Бель. Я на покрове не-Бель. Я окружён другим теплом.

12

Когда ты начинаешь кого-то терять (это не всегда происходит сразу – испытание неполной разлукой, как я понял, может затягиваться на долгое время, на маленькую или большую или даже бесконечную бесконечность), да, когда только начинаешь терять, всё учит тебя обманываться. «Нет, – думаешь ты. – Тот, кто мне важен, он ещё рядом. Он или она со мной, и это главное. Я ещё чувствую его. Я слышу его ритм».

Но это неправда. Я уже не слышу ритма Бель. Он уже перебит чем-то более энергичным. Резкое рассечение тёплого стоялого воздуха – это простая сила несёт меня, чтобы опрокинуть в прохладу. Оно раскатывает меня на странной полужидкой поверхности, плёнке. Мутной почти-прозрачности, под которой близко – чей-то жидкопровод. Грубая сила загоняет меня под эту слизистую плёнку и трамбует со странной яростью. Я теряю отростки и чувствую: меня здесь не хотят, я – помеха.

Я вижу теснящиеся снизу, под плёнкой, бестелесности. Их трудно узнать. Слизистое вокруг начинает наливаться яркостью и вспухает. Всё вытесняет меня, но выпрастываться некуда – сверху продолжает давить тёплая грубая сила.

– Простите, вы меня не пропустите? Что-то попало в глаз.

– Да, конечно. Пожалуйста, – голос Бель далёк.

Вместе с новым Хозяином мы отклоняемся от него; звуки ещё вибрируют, угасая.