Книга Дарвин в городе: как эволюция продолжается в городских джунглях - Менно Схилтхёйзен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чтобы выяснить, без каких преадаптаций в городской среде не обойтись, Сильва и Барбоса первым делом разбили виды птиц по категориям в зависимости от способа питания: плодоядные, семеноядные, насекомоядные, нектароядные, падальщики, хищные и всеядные. Затем они выяснили, где эти виды водятся в природе: в лесу, на открытой местности, у воды, на болотистой местности или где угодно. И наконец, провели ряд статистических тестов, чтобы понять, как выглядело бы разнообразие птиц в городе, если бы из всех возможных категорий – как по среде обитания, так и по способу питания – они выбирались случайным образом. Анализ показал, что подборка птиц в городской среде совсем не похожа на случайную. Чтобы жить в городе на юге Чили, птица должна быть всеядной или семеноядной, а еще не сильно привередливой в плане местообитания. Оно и понятно: из предыдущих глав мы узнали, что город – это мозаика из разных типов среды, так что лучше всего в нем приживаются виды, приспособленные к разнообразию и непредсказуемости. В природе к таким динамичным, нестабильным местам можно отнести, к примеру, лесные прогалины и заливные луга. Но при чем тут семеноядность? Все дело в том, что человек тоже в немалой степени семенояден. Наше питание во многом основано на зерновых культурах, так что большая часть человеческих пищевых отходов – хлебные корки, соскобленный со дна сковороды рис, недоеденные крекеры, крошки от печенья – оказались вполне привычной пищей для птиц, предпочитающих семена и орехи.
Итак, городские птицы предпочитают скалистую или заросшую местность, едят то же, что и мы, и не капризничают при выборе среды обитания. Но питание и умение приспосабливаться – это еще не все. Птицы в основном общаются друг с другом с помощью звуков, а как быть, если вокруг шумят машины, визжат сирены, кричат люди и надрываются станки? Эколог Клинтон Фрэнсис в процессе подготовки диссертации в Колорадском университете решил выяснить, у каких птиц лучше получается преодолевать городской шум. Как ни странно, для этого он отправился не в мегаполис, а в пустыню на севере штата Нью-Мексико.
Там, в пустынном каньоне Гремучей Змеи, городов нет и в помине, зато есть создаваемый человеком шум. В этом каньоне богатейшие залежи природного топлива, одни из самых продуктивных в США, и для их добычи там пробурено около 20 тысяч нефтяных и газовых скважин. Одни из этих скважин оборудованы шумными компрессорами – насосами, с помощью которых газ круглосуточно выкачивается из земли в трубопровод. Другие же обходятся без компрессоров, и там всегда тихо. Фрэнсис понял, что для исследования влияния шума на птиц лучше места не найти: там не возникнет тех проблем, что в городской среде. В городах шум сопровождается другими факторами, о которых мы уже говорили. Скажем, если окажется, что пересмешники в городе встречаются реже, чем за его чертой, мы не сможем сказать наверняка, что дело в шуме, – возможно, причиной тому окажутся другие факторы городской среды. Но в пустыне кругом можжевельники – просто где-то тихо, а где-то шумит компрессор. В общем, настоящая мечта исследователя.
Фрэнсис и его команда сделали примерно то же, что до них Сильва и Барбоса: отобрав ряд шумных и тихих скважин, они приезжали туда и по семь минут слушали голоса птиц. Для этого им пришлось уговаривать руководство нефтедобывающей компании ненадолго отключать компрессоры: из-за шума исследователи не смогли бы распознать птиц на слух. Результаты говорят сами за себя: птиц с низким голосом, таких как плачущая горлица (Zenaida macroura), на участках с компрессорами не было. Шум не давал им слышать друг друга, так что они переселились от насосов подальше. А вот птицам с высоким голосом, таким как обыкновенная воробьиная овсянка (Spizella passerina), было без разницы, где жить: они поют сопрано, и баритон компрессоров им не мешает. Более того, некоторые птицы – к примеру, черногорлый архилохус (Archilochus alexandri) – и вовсе предпочитают гнездиться к ним поближе. По мнению Фрэнсиса, причина кроется в том, что кустарниковая сойка Вудхауза (Aphelocoma woodhouseii), местная хищница, не переносит громкого шума. Таким образом, шум защищает колибри.
Да, вы угадали: в городах шум тоже в основном низкий, и водятся там прежде всего птицы с относительно высоким голосом. Но для доказательства связи между шумовым загрязнением и преадаптацией пернатых теноров потребовались исследования аж в далекой пустыне.
Итак, в городских экосистемах без преадаптации никуда. От нее зависит, какие виды пройдут через строгий отбор машинами, мусором, бетоном и пылью, чтобы в конце концов назвать город своим домом. Городская флора и фауна во многом состоит из аборигенных и экзотических видов, которые в ходе эволюции научились справляться с вызовами, подобными тем, что потом встретились им в городе.
Давайте на минутку вспомним о мирмекофилах – тех самых животных, что живут в муравьиных сообществах, – с ними мы познакомились в начале книги. Это тоже не случайно взятые насекомые и другие беспозвоночные. Джо Паркер из Калифорнийского технологического института в журнале Myrmecological News пишет, что в основе мирмекофилии тоже заложена преадаптация. Так, немалую долю мирмекофилов составляют жуки-карапузики. Прочные жесткие надкрылья делают их похожими на бронемашины и защищают от муравьев. Именно благодаря своим надкрыльям карапузики успешно вторглись в муравьиные владения, где бесславно пали многие другие насекомые. Также многие мирмекофилы относятся к жукам-ощупникам из семейства коротконадкрылых. Их тельце укреплено изнутри: сколько бы рассвирепевший муравей их ни кусал и ни давил, причинить ощутимый вред он не сможет. Алеохарины, еще одни коротконадкрылые жуки, тоже мирмекофилы – расположенная у них сзади железа вырабатывает особое вещество, успокаивающее муравьев[10].
Можно сказать, в наших городах сейчас происходит примерно то же, что происходило в природе миллионы лет назад, когда крохотные жучки осмелились пробраться в первые муравейники. Виды, заранее приспособленные к поджидающим в муравейнике трудностям, в ходе длительной эволюции стали настоящими мастерами мирмекофилии. В сравнении с ними преадаптированные животные и растения едва только начали обустраиваться в людских городах. Но это вовсе не значит, что эволюция еще не начала совершенствовать их природные качества, которые оказались вдруг полезными для жизни в городской среде.
Мы ничего не замечаем в медленно текущих переменах, пока рука времени не отметит истекших веков[11]
Я так не думаю.
Альберт Бриджес Фарн родился в 1841 году. В британском справочнике о видных коллекционерах бабочек The Aurelian Legacy он описан как «натуралист с широкой эрудицией» и «человек энергичный, отважный и притом большой шутник». Еще его там называют «любителем спорта», но в те времена это вовсе не означало, что он бегал трусцой по тропинкам или играл с деревенскими парнишками в регби. Нет, авторы справочника имели в виду, что он охотно отстреливал летучих мышей патронами 22-го калибра и прославился безупречной серией выстрелов в усадьбе лорда Уолсингема, попав в цель тридцать раз подряд. Словом, убивал Фарн много и со вкусом.
