Книга Чистый грех - Сьюзен Джонсон

— Временами. А ты против? — Ее обворожительные глаза смотрели прямо и бесстыже.

Ладонями она ощутила движение его мускулов — Адам отреагировал на ее задиристое «А ты против?» сперва слабым пожатием плеч, а затем осторожным «Как когда». Он был не в том положении, чтобы дерзить.

— Что значит это твое «как когда»? — спросила Флора и легонечко повела бедрами. От этой короткой фрикции обоих окатило такой волной наслаждения, что в едкой пикировке случилась долгая пауза.

— Команды бывают разные, — наконец сказал Адам — уже иным тоном и с мягкой, томной улыбкой.

— Стало быть, ты умеешь проявлять гибкость, — шепнула Флора.

Он поднял ее словно пушинку и начал медленное движение.

— До определенной границы, — рассеянно ответил молодой человек, весь сосредоточенный на месте приграничного контакта их тел.

— А мне будет позволено узнать, когда граница… рядом? — с многоговорящей хрипотцой спросила она. Ее голос гулял из стороны в сторону, как плохо закрепленное на оси колесо — в прямой зависимости от движений Адама. И эти модуляции в цепочке слов очень его возбуждали.

Он замер, проказливо держа ее на самом кончике своего члена.

— При случае узнаешь. — И начал постепенно углубляться в нее.

Затем последовала серия коротких махов, в которых, казалось, участвовали только мышцы его ягодиц. Флора застонала от удовольствия, задышала часто-часто и наконец-то упустила нить беседы. Она вся отдалась накатам наслаждения. Когда через долгую минуту Адам остановился и она, немного приходя в себя, подняла веки и посмотрела на него, он тихонько и ласково сказал: «Привет!», улыбнувшись уверенной и спокойной улыбкой мужчины, который умеет доводить женщин до экстаза и без спешки полностью удовлетворять их.

— А теперь, моя сладкая биа, снимем-ка это платье. Оно мне так мешает.

— Только платье? — усмехнулась Флора и тоном бесшабашной куртизанки тихо воскликнула: — Долой все!

Ее глаза горели огнем такого откровенного, такого бесстыжего вожделения, какого не увидишь в глазах и последней бордельной шлюхи.

Однако наглость этого взгляда была ему по нраву — волк овечке не товарищ! Подавай волчицу! Да чтоб поклыкастее! В постели именно такой — бордельный — взгляд должен быть у настоящей женщины, то есть у женщины, которая понимает и любит свое тело и знает толк в наслаждении!

— Начнем, пожалуй, вот так, — сказал Адам, чувственно ухмыляясь, — и будем продолжать в том же духе. Времени у нас предостаточно. Вся ночь впереди…

Завтракали за небольшим круглым столом в специальной комнате, которая в то утро утопала в золотистом свете. Живая трескотня умненькой Люси была такой же солнечной, как и занимавшийся за окном новый день.

На фарфоре и посверкивающем серебре лежали пшеничные лепешки, овсянка, бекон и ветчина, вареные яйца, тосты со сливочным маслом, многоцветные джемы. В центре стола красовалась вазочка цвета морской волны с лавандово-голубыми ирисами. Все достаточно скромно, непомпезно, да и прислуги поутру было совсем немного — пара лакеев и три горничных. Поэтому беседа носила раскованный характер.

Адам и Флора сидели друг против друга, переглядывались поверх трогательных цветочков ириса и скрытно обменивались улыбками. Спать каждому довелось не больше часа. Их тела еще гудели от нескончаемых ночных упражнений, и оба, даром что разделенные столом, каждым нервом ощущали взаимную близость.

Для посвященного взгляда исходивший от них густой жар так до конца и не растраченного желания казался почти зримым, словно на холодной заре пар над крупами разгоряченных лошадей.

— Папочка, а можно мы поедем смотреть на лисят? — стала клянчить Люси. При этом она размешивала сливки в своем горячем шоколаде с такой энергией, что расплескала чуть ли не полчашки.

— Только после уроков, — строго отозвался отец. Не обращая внимания на коричневые пятна на скатерти, он спросил малышку: — Еще сливок?

— После утренних уроков? — гнула свое Люси.

— Ну да, — сказал Адам, степенно добавляя сливки в свой шоколад и помешивая его серебряной ложечкой. — Если мисс Маклеод пожелает сопровождать вас — я не против.

Речь шла о бывшей при Люси с первого дня ее рождения няне, мисс Маклеод, которая теперь была возведена в чин гувернантки и начальницы целого штата молоденьких нянек. Будучи особой тучной, до суровости строгая мисс Маклеод, добрая педантка, частенько глядела тучей, за что и получила в конце концов прозвище на индейский лад — Добрая Туча. Люси ее обожала. Отец — высоко ценил. Но оба не упускали случая пройтись по поводу размеров и эксцентрических замашек чудной ирландки.

— Добрая Туча не любит лошадей, — сказала Люси. — Она ездит через «не хочу».

— А лисят любит. Она мне сама говорила.

Адам принялся нарезать ветчину на дочкиной тарелке.

— Мисс Маклеод может поехать на Чарли, — заявила Люси.

— Чарли — это рослый гнедок, да? — спросила Флора. При этом она тайком любовалась Адамом: какой другой мужчина способен выглядеть таким свежим и таким царственно красивым после почти бессонной ночи? Бодрый и ясноглазый, волосы еще влажные после ванной, ворот белой отутюженной и накрахмаленной сорочки завлекающе распахнут. Красивый сюртук из добротного ирландского твида. Из кармашка для часов солидно свисает тяжелая золотая цепь. Впечатление, что его утренним туалетом любовно занимался опытный камердинер.

— Угу, — утвердительно тряхнула кудряшками Люси. И с полным ртом ветчины пояснила: — Вы должны помнить. Чарли — это который яблоки обожает.

Флора снова встретила пылкий взгляд Адама… И думалось ей сейчас вовсе не о Чарли, который яблоки обожает. Память вновь и вновь возвращалась к ночному урагану страстей.

— Пусть мисс Маклеод возьмет подбитое монгольское седло, я разрешаю, — сказал Адам, с усилием переключая внимание на дочь.

— Добрая Туча жирная-прежирная, настоящая корова! — с простодушной детской жестокостью пояснила Люси, поворачиваясь в сторону Флоры. — Поэтому она всегда ездит в экипаже или в бричке. А лисья нора между холмами, высоко. Туда дороги нет. Но лисята такие хорошенькие, такие забавные… Ради этих пушистиков Добрая Туча наверняка изменит своим привычкам и рискнет взгромоздиться на старичка Чарли. Он спокойный.

Флора в который раз подивилась развитию Люси: девчушка складывала слова в весьма сложные предложения!

Вполуха слушая болтовню дочки, Адам разглядывал Флору. Она казалась ему прекрасной даже в простенькой рыжевато-коричневой шелковой блузке и саржевой юбке. Впрочем, голой она была еще лучше, невольно подумалось ему. Сейчас ее волосы — пышные, с медным отливом — были аккуратно собраны в пучок на затылке. Девушка выглядела прекрасно, однако он не мог не заметить легкие тени под глазами: ему стало чуточку стыдно, что он так измучил ее. Не стоило быть таким эгоистом — пусть бы она поспала немного подольше!