Книга Невидимое зло - Майкл Ридпат

— Что ты имеешь в виду?

— Я бы ни за что не стал ему доверять. Правда, я допускаю, что люди со временем меняются. После двадцати лет в «Блумфилд-Вайс» даже самые достойные люди могут потерять себя. Поэтому я и ушел оттуда.

— А как он выглядит?

— Ну, для начала, он чернокожий, что говорит в его пользу. Насколько я знаю, он попал в «Блумфилд-Вайс» в начале 1980-х, в те годы это было настоящим достижением для чернокожего. Он наверняка был очень толковым — в те годы на Уолл-стрит чернокожих инвестиционных банкиров можно было пересчитать по пальцам.

— А сейчас ты его не считаешь таким толковым?

— Нет. Я всегда считал его поверхностным человеком. Разглагольствует об опере, кичится знакомством с известными людьми и все такое. Но он мог просто перегореть. Когда тебе исполняется полтинник, на пятки наступают много молодых мужчин и женщин, желающих потеснить тебя с высокой должности. Но у него определенно имеется обаяние. Он крупный мужчина, атлетически сложен, у него властный голос, который заставляет его слушать.

— Но каким-то образом он подружился с Мартой.

— А Тодд спрашивал о нем отца?

— Да. Судя по всему, Корнелиус по-прежнему ведет с ним дела. Он сказал, что Бентон Дэвис и Марта познакомились, когда «Блумфилд-Вайс» занимался сделкой с «Гералд» незадолго до гибели Марты. Но Корнелиус отказался говорить с ним о ее письме.

— А почему?

— Он упорно не желает обсуждать ее смерть. Это его дело, но Тодд имеет право знать, и Корнелиус должен это понимать.

— А у него есть какие-нибудь соображения по поводу того, что именно Марте удалось узнать?

— Нет. По крайней мере он так заявил.

— А дневник?

— Он никогда его не видел. Даже не знал, что она его вела. Он сказал, что не помнит коробки, о которой она пишет, но не сомневается, что ее выбросили, когда продавали «Хондехук».

— А как насчет «Лагербонда»?

— Тоже никогда о нем не слышал.

— Это вряд ли имеет отношение к пиву.

— Дурачок, «Лагербонд» — это производное от двух слов на африкаанс, правда, знают об этом не многие. «Лааджер» означает круг из повозок вокруг лагеря. Это наследие Великого переселения,[11]когда буры двинулись из Капской колонии в глубь страны, и символизирует сплочение африканеров[12]перед лицом внешних угроз. «Бонд» означает «группа». Тодд пытался выяснить что-нибудь об этой организации, но никто ничего не знал. Единственная ссылка, которую он нашел в Интернете, была связана с показаниями Комиссии по восстановлению правды и примирению одного тайного агента в 1997 году. Он сообщил, что его связной в тайной полиции был ее членом, но упомянул организацию только один раз, и комиссия не стала копать дальше.

— А операция «Дроммедарис»?

— «Дроммедарис» — это голландское слово, означающее «дромадер», то есть «одногорбый верблюд». Именно так называлось судно, на котором приплыл Ян ван Рибек, основавший голландскую колонию в Кейптауне. Наверняка это кодовое название. Но что за ним скрывается?

— А остальные члены семьи? Неужели никто ничего не знает?

— Нет. Эдвин тоже отказался помогать. Тодд звонил своей сестре Кэролайн в Калифорнию, но она ничего не знала — в то время ей было всего двенадцать лет. Он разговаривал и со своей сводной сестрой Зан — единственной из ван Зейлов, продолжающей жить в Южной Африке. Она гостила у Марты и Корнелиуса, когда все случилось. Она тоже ничем не могла помочь, хотя было видно, что хотела. Она на восемь лет старше Тодда, и они очень дружили, когда он был маленьким. Но потом, когда он вырос, она исчезла из его жизни, отдалилась от семьи, и ее даже не пригласили на нашу свадьбу. Я встречалась с ней один раз, когда после свадьбы мы приезжали в Южную Африку. Вообще-то она мне понравилась — очень похожа на Корнелиуса, но без его мании величия.

— А Корнелиус одержим манией величия?

— Еще как! Он обожает власть. И ему нравится контролировать людей вокруг.

— Как Тодда?

— Тодд всегда был его любимчиком, отчего Эдвин просто лезет на стенку. Корнелиус хочет, чтобы Тодд возглавил «Зейл ньюс», когда он отойдет от дел. Ему сейчас семьдесят два, и рано или поздно это случится. К чести Тодда, он хочет сам определить свою судьбу.

— Еще бы.

— Что значит «еще бы»?

Кальдер улыбнулся:

— Полагаю, что ты всячески поддерживаешь такую независимость суждений?

Она смущенно улыбнулась:

— Ты прав. Через год после нашей свадьбы он решил… ну да, при моей поддержке… уйти от Корнелиуса и заняться тем, что ему нравится, — это было преподаванием. Он получил диплом, и мы переехали в Нью-Гемпшир. Корнелиус пытается заставить Тодда вернуться в «Зейл ньюс», но Тодд этого не сделает.

— А тебе нравится такое решение — жить в Нью-Гемпшире?

Ким помолчала, прежде чем ответить.

— Теоретически — да. А на деле… Но это совсем другой разговор!

Кальдер не стал настаивать и в задумчивости сделал еще глоток.

— Похоже, Марта в чем-то подозревала мужа. И Корнелиус не хочет, чтобы кто-нибудь выяснил почему.

— Вот именно! — подхватила Ким. — Если честно, то меня очень смущает его роль во всем этом. А Тодда — нет. Он не раз серьезно скандалил с отцом, но возможную причастность Корнелиуса к убийству не допускает даже теоретически.

— А ты допускаешь?

— Конечно, я ничего не знаю наверняка. Мы с Тоддом много об этом говорили, и мне кажется, что этого исключать нельзя.

— Ты что, считаешь, что Корнелиус замешан в аварии?

Ким пожала плечами.

— Это может звучать уж слишком неправдоподобно, однако… — Она не закончила фразу, явно не желая облекать свои мысли в слова.

— Но разве он может пойти на убийство собственного сына? Особенно любимого?

— Я совсем не уверена, что он относится к нему по-прежнему. Когда Тодд на днях отказался вернуться на работу в «Зейл ньюс», его отец пришел в настоящее бешенство. На него было страшно смотреть. Корнелиус сейчас планирует… — Ким помолчала, — одну сделку, которая изменит «Зейл ньюс». Но мне кажется, он задает себе вопрос, зачем создавать империю, если через несколько лет ее придется оставить Эдвину. Он Эдвина ни во что не ставит, и, думаю, совершенно справедливо: этот человек просто червяк. Речь идет о том, что является для Корнелиуса делом жизни, а Тодд самоустраняется. Никому не нравится быть отвергнутым, тем более такому человеку, как Корнелиус, который привык всегда получать то, что хочет. Я не утверждаю, что он сам что-то сломал в самолете, но он могущественный человек и вполне мог все организовать. Вот почему меня так тревожит, не устроил ли кто специально эту аварию.