Книга Танец марионеток - Томаш Низиньский

– Стойте! – заорал он. – Или взрыв всего!

Мы остановились.

– В коробке одна воспламеняемость! – воскликнул он. – Если лампа упадет, все обернется в дым. А теперь поставьте себя медленным темпом взад или смертность для всех!

Я стал соображать, насколько вероятно, что он говорит правду. Парша же не имел обыкновения задумываться.

– Ты блефуешь, – выпалил он и кинулся на аптекаря, воткнув нож ему в грудь.

Тот осел на землю, уронив светильник прямо на открытую коробку, стоявшую у его ног. Парень не солгал, хотя и несколько преувеличил угрозу. Пламя вырвалось почти мгновенно, охватив всю коробку, самого Сантолини и рукав куртки Парши, а затем мгновенно перекинулось на другие склянки.

– Валим отсюда! – закричал я и бросился бежать, а Парша помчался за мной.

Мы выскочили обратно в переднюю часть магазина. Гиена, истекающий кровью уже из трех ран, и Вильгельм по-прежнему дрались, но, заметив вырывающееся из-за наших спин пламя, немедленно прервали поединок. Слуга уронил на землю свои ножи, схватил в охапку растерянную старушку и выскочил на улицу. Мы с Паршой и Гиеной последовали его примеру.

Оказавшись на безопасном расстоянии, мы обернулись, чтобы оценить размах произведенных нами разрушений. Огонь распространился мгновенно, охватив уже весь магазин, и становился все жарче. Со всех сторон спешили городские стражники и обычные жители с ведрами. Несколько человек тыкали в нас пальцами, как на виновников происшествия. Вильгельм, все еще держащий в руках испуганную даму, воззрился прямо на меня.

– Мы никогда не встречались, – сказал я.

Слуга кивнул и удалился. В этот момент появился Считала, он ехал на повозке, запряженной двумя мулами.

– Твою же мать, даже на минуту нельзя с вас глаз спустить! – вид полыхающей аптеки Сантолини привел его в ярость. – Я же ненадолго отошел, хотел одолжить эту долбаную телегу, а вы умудрились сжечь всю эту халупу. И какого хрена Гиена весь в крови?!

– Долгая история, – ответил я. – В любом случае можешь уже, наверное, вернуть повозку ее владельцу.

– С какой стати?! Это единственный доход, что нам достанется после всей аферы. Телегу я забираю себе.

* * *

Если вы хотите знать, что нам было за пожар в центре города и причинение смерти по крайней мере одному мирному жителю, то отвечу коротко: ничего. Сантолини особо не любили и не уважали, поэтому никто по нему не плакал. А поскольку влажный климат Каэлларха не способствовал распространению пожаров, огонь не стал причиной масштабных разрушений, за исключением самой аптеки. Правда, по городу тут же поползли слухи о том, как «эти ублюдки из Седьмого полка» спалили все имущество некого купца, после чего тот бесследно исчез, но подобные байки о нас появлялись с завидной регулярностью, и одна подлинная история утонула в море небылиц. Даже Ника не сильно распекала меня за этот случай. Да, мы убили торговца, но вытянули из него имя поставщика, так что, с точки зрения капитана, расследование прошло идеально.

Тем временем перед дворцом губернатора развернулись очередные беспорядки на почве регулирования мер и весов, и потому тема пожара в аптеке отошла на второй план. Кстати, это отличный повод, чтобы рассказать вам немного о том, какую проблему для Каэлларха составляла метрическая система.

Разделительные линии между жителями этой провинции и оккупантами из Эреи проходили через все аспекты жизни. Одной из наиболее насущных проблем, которые обострили спор, была система мер и весов. Эрейцы использовали современную метрическую систему, в то время как местные жители измеряли все локтями, ступнями и прочими частями тела и очень гордились этим – до такой степени, что сохранение традиционного способа измерения стало вопросом национальной идентичности. Местные продавцы тканей на рынке мерили все только в локтях, а когда кто-нибудь просил продать ему метр материи, они притворялись, что не понимают, о чем идет речь, пока покупатель не выразит своей потребности в локтях. Королевские чиновники не оставались в долгу и требовали во всех документах и расчетах пользоваться метрической системой. Напряженность росла с каждым днем, и туземцы находили все новые и новые выходы для своего раздражения. Во многих местах можно было увидеть на стенах надписи типа: «Ебать метры» и «Хуи – вот наши метры».

Во время одной, особо вдохновенной демонстрации перед губернаторским дворцом все ее участники принесли с собой деревянные палки с точно измеренной длиной в один метр и громкими криками заявили губернатору, что правильным местом для этих деревянных метров будет его почтенная задница. Тот быстро потерял терпение к народу, шумящему под балконом, и приказал дворцовой гвардии разогнать собрание. Поэтому люди сановника окружили демонстрантов, отобрали у них метровые палки и ими же их избили. Считала, очень гордившийся своим чувством юмора, назвал это событие «метрическими пиздюлями» и изо всех сил пытался пустить в народ выдуманную им остроту, чтобы та вошла в широкое употребление. К сожалению, термин совершенно не прижился, и я сильно сомневаюсь, чтобы «метрические пиздюли» стали названием главы какой-нибудь исторической книги, которую выпустят спустя десятилетия. Считала, однако, придерживался иного мнения.

* * *

Когда я вернулся в монастырь после аптечной операции, отвел Гиену в лазарет и исповедался Нике в своих грехах, мы со Считалой решили немного расслабиться в резиденции Мальдолини. По дороге, правда, у нас случился небольшой конфликт с городским стражником, который назвал нашего интенданта «дьявольским отродьем». (Не помню, упоминал ли я уже об этом, но Считала – от природы рыжий, веснушчатый и чертовски злой, так что охранник был во многом прав.) Интендант парировал это замечание меткой репликой в стиле: «А твоя мамаша – шлюха», что, к нашему удивлению, не успокоило стражника. К счастью, мне удалось предотвратить конфликт. Я велел стражнику катиться к едрени фени, пригрозив при этом разукрасить его рыло. Такой аргумент оказался вполне убедительным, и наш оппонент поспешил удалиться.

Дождь шел довольно сильно, поэтому об отдыхе на крыше и речи не шло. К тому же там поселился сумасшедший Йорлан, который экспериментировал с тем, что он именовал «громоловушкой». Мы исходили из соображения, что лучше держаться от этой хреновины подальше. Вместо этого мы отправились на второй этаж особняка, в фиолетовую комнату. Это была моя любимая комната в Мальдолини – небольшая, но уютная, полная книг, собираемых годами, с двумя невероятно удобными креслами. Мы бросили монетку, и Считала проиграл, так что ему досталось место похуже – обивку за несколько недель до этого порезал ножом Йорлан, которому взбрело в голову, что предыдущие владельцы могли зашить в обивку какие-то ценности. Очередное проявление безумия алхимика. Мало того что ради сокровищ он испортил мебель, так еще и сделал это, испытывая полнейшее безразличие к любому богатству.

Едва мы со Считалой расположились в креслах и вытянули ноги, нас нашел Зеленый, которому, вероятно, не терпелось доложить мне о своих достижениях. Сержант принадлежал к немногочисленной группе коренных эрейцев, служивших в полку. Высокий, ловкий и сильный, он, к сожалению, был подслеповат и почти ничего не мог сделать без очков. Это, конечно, создавало большие неудобства на поле боя, но Зеленый отличался невероятным умом и дисциплинированностью и, даже если бы вообще ничего не видел, сумел бы успешно руководить людьми. Он принял в своей жизни только два плохих решения: во-первых, бросил академическую карьеру в Ворейнском университете, чтобы присоединиться к полку, а во-вторых, отказался от употребления мяса в пользу фруктов, овощей и прочего зеленого дерьма. Короче говоря, Зеленый был вегетарианцем или, как выражался Гиена, «ебаным вегетационистом».