Книга Позывной «Крест» - Константин Стогний
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре удивительная чарующая энергетика древнего монастыря наполнила душу такими благостными ощущениями, что не думалось уже ни об иронии, ни о войне, ни о следах автоматной очереди на статуе Божьей Матери.
— Великое место! Намоленное веками место, — восторгалась Светлана.
— Да, — задумчиво подтвердил Виктор, — здесь я впервые услышал, как звучала молитва «Отче наш» из уст Иисуса.
— То есть как?
— Ну, в смысле не самого Иисуса, а на арамейском языке, — поправился Лавров. И тут же начал цитировать:
Слушала Светлана, может быть, не менее строптивая, чем сама святая Фекла. Внимательно слушала и Пелагея, полностью растворившись в древней магической формуле этих слов. Слушали монахини, спешившие по своим делам и невольно остановившиеся, увлеченные ораторским искусством украинского инока. Минута восторга, который ничем не скроешь, минута единения всех верующих, просящих Всевышнего и обращающих взоры к небесам.
— Амин! — не сговариваясь, хором повторили за Лавровым все, кто был рядом.
— Я думаю, что Господь не оставит нас, нашу Сирию, — после паузы произнесла игуменья.
В ее голосе было столько скорби, столько волнения за будущее родного города, что Светлана едва не расплакалась.
— В Маалюле жили апостолы, — продолжала Пелагея, начиная движение. Виктор со Светланой устремились за ней. — Именно поэтому Маалюлю не должны тронуть. То, что есть в Маалюле, свято. Все, кто приезжает по этой дороге, всегда видят Маалюлю. Если же едут по другой дороге, тоже видят Маалюлю…
— Матушка, вам плохо? — перебила настоятельницу Светлана, заметив, как та побледнела.
— Нет, дитя мое. Добрая молитва всегда во благо. — Пелагея опять вернулась к повествованию, чтобы завершить мысль. — Этот город — символ разных религий и разных конфессий. Здесь много мусульман. Нет никакой дискриминации. Мы никогда не делаем различий между мусульманами и христианами. Все здесь в добром здравии — все монахини, все, кто находится в нашем монастыре. Единственное, о чем мы мечтаем, чтобы прекратились взрывы за стенами нашего монастыря.
— Да, безусловно, так оно и будет, — поддержал настоятельницу Виктор.
— Вы знаете арамейский? — вдруг спросила украинца Пелагея.
— Нет, просто у меня хорошая память, — скромно ответил журналист.
— Зачем вы лукавите, инок Ермолай? — улыбнулась настоятельница. — Чтобы так читать молитву на арамейском, проживать каждое слово, пропускать через душу каждое ударение, его нужно знать. Не уметь изъясняться, а именно знать.
Виктор впервые не смог применить свое искусство прятать эмоции. Да, он выучил арамейский, чтобы общаться с древней реликвией, которую носил с собой, — с подголовным камнем Иешуа. Но в его планы не входило это раскрывать. И сейчас он был на грани провала…
— Я, наверное, просто хороший артист, — увильнул он.
— Ну что ж, как вам будет угодно, — ответила игуменья. — Благословляю вас на все ваши благие дела! Мне пора к детям.
Осенив Виктора и Светлану крестным знамением, настоятельница засеменила в свои апартаменты, давая понять, что разговор окончен.
«Непростая игуменья, — думал Виктор. — Почему она так допытывалась, зачем мы приехали? И сейчас… вцепилась в мой арамейский, как клещ. Она что-то знает. Она определенно что-то знает…»
— Зря обидел старушку, — с печалью сказала Виктору Светлана, глядя вслед уходящей Пелагее.
— Стару-у-ушку?.. Фигассе! Эта старушка еще нам с тобой сто очков в гору даст, — возмутился Виктор вполголоса.
Действительно, матушке Пелагее было не более шестидесяти, и на старушку она ну никак не тянула.
Да, на душе у Виктора скребли кошки. Расстались они как-то не очень… Лавров не мог подобрать слов, чтобы описать расставание с игуменьей, однако он приехал в Сирию с четко поставленной задачей — найти длань Иоанна Крестителя. Об этой миссии, как и о наличии у него другой реликвии — заветной плинфы, должно знать как можно меньше людей, и тут уже было не до пиетета.
Светлана словно читала его мысли. Подходя к священному источнику в глубине монастыря, девушка неожиданно спросила журналиста:
— А что это за черный камень, о котором ты рассказывал в легенде?
Да, надо сказать, Лавров дал маху. Излагая легенду о святой Фекле, он увлекся повествованием и проболтался.
«Черт дернул тебя о нем вспомнить, Витюша… Вот такой ты разведчик», — подумал он, а вслух сказал:
— Что?.. Какой камень?
— Ну, подголовный. Что это за камень?
— Да, — запнулся Лавров, — эту легенду я слышал от одного монаха. Он уже умер… Да и мало ли люди болтают. Смотри, смотри, источник!
Виктор оживился, переводя разговор на другую тему. Он ускорил шаг и подошел к небольшой арке у самой горы, откуда долгое время брали воду монахини и приходили испить и омыть ланиты гости.
— Ему две тысячи лет. Это тот самый родник, который разрушил гору и спас Феклу, — рассказывал Виктор, зачерпывая воду в большую латунную чашу на длинной цепочке и протягивая ее Соломиной. — Попробуй!
— Ты же не верил, что гора разошлась, — прищурив глаза, напомнила Светлана.
— Но вода-то действительно волшебная, — совершенно серьезно ответил журналист, глядя, как Светлана делает глоток из чаши.
Соломина непонимающе посмотрела на него.
— Вот видишь дерево? Это абрикос, который поливают этой водой. Ему восемьсот лет.
— Ско-о-о-лько?
Виктор не лгал. Абрикос действительно был старше многих дубов на нашей планете. Могучий ствол, весь в узлах, конечно, мешал расти кроне. Но дерево было отмечено в монастырских летописях еще до 1200 года.
На планете есть места, которые для современной цивилизации являются опорными точками, — мечеть Омейядов в Дамаске, где хранится голова Иоанна Предтечи, которого почитают и мусульмане, и христиане. Маалюля, где в женском монастыре хранятся мощи Святой Равноапостольной Феклы, и, конечно, монастырь в Цетине в Черногории, где до недавнего времени хранилась длань Иоанна Крестителя. Именно ее и предстояло вернуть христианской церкви. И Виктор ни на минуту не забывал об этом.
3
Маленький отель «Маалюля», в котором остановились Виктор и Светлана, особенно ничем не привлекал. Да и, честно говоря, было не до развлечений.
