Книга Безродные шпионы. Тайная стража у колыбели Израиля - Матти Фридман

Спустя годы, когда у евреев-мизрахим государства Израиль созрело критическое отношение к политике основателей государства — ашкеназов и к их мифологии, наружу выплыла память иного рода. Йегуда Нини, служивший во взводе Хаганы, состоявшем из йеменских парней и сильно поредевшем в Войне за независимость, написал в большой статье в 1971 году: «Некоторые подразделения докладывают о своих потерях, а это докладывало о количестве выживших…» Статья не про войну: в ней Нини пытается осмыслить пренебрежительное отношение государства к евреям-мизрахим, оттираемым на периферию израильского общества. Он вспоминает ночевки своего взвода у костра, приготовление кофе, распевание арабских песен; все это походило на происходившее в Арабском отделе, свидетелями чему были ашкеназы из других подразделений.

«К рассвету, когда костер догорал, — пишет он, — я чувствовал себя оплеванным. Оскорбление состояло в том, что они наблюдали нашу радость, слушали наши песни, ели наш хлеб, пили наш крепкий пахучий кофе, сваренный по старинным правилам, — семь раз дать закипеть и опуститься, а потом быстро разлить — чтобы не досталось дьяволу, будь он проклят… Они приводили своих девушек, как в цирк; отказывались пачкать руки сажей, отворачивались от дыма, чтобы не ел глаза, зато охотно брали наши одеяла, чтобы им и их девушкам мягко было сидеть. Наедятся — и исчезнут в темноте. Все, представление окончено».

Не знаю, чувствовал ли что-то похожее кто-нибудь в Арабском отделе; упоминаний об этом я не нашел. Возможно, атмосфера в элите Пальмаха отличалась от атмосферы в регулярных частях, к которым принадлежал Нини. А может, все объясняется тем, что дальнейшая жизнь разведчиков в Израиле давала им меньше оснований оглядываться назад в гневе. Теперь нам становится ясно, что наши герои просочились в один из немногих механизмов сионистского движения, где ценилась их идентичность. Нотка сарказма слышна разве что в устных воспоминаниях Гамлиэля, когда он описывает костры как представление для начальства, заправлявшего бюджетом Пальмаха. «Для них мы наряжались арабами, чтобы произвести впечатление на влиятельных людей, ведь нам требовались деньги на продолжение работы, — говорит он. — Бывало, купим овечку, разведем костер, попоем на арабском и на иврите, зарежем овечку…» Гамлиэль не выносил убийств и всем сердцем сочувствовал убиенной: «Даже в праздник, как видите, надо приносить кого-нибудь в жертву».

Но чаще всего разведчики вспоминали эти вечера с чувством, близким к восторгу. «Иногда я думал: чем больше искр от нашего костра, тем сильнее искрим мы сами, — записал один из них. — Искры сыпались из невероятного резервуара силы и решимости, в который мы превратились».

Из этого оригинального мирка интеллигентный Гамлиэль отправился в январе 1948 года с заданием в Бейрут, а сын уборщика Ицхак спустя месяц — в арабскую Хайфу, вооруженный пакетиком семечек и приказом следить за мусульманским проповедником, известным как Нимр, приговоренным к смерти в рамках операции «Скворец».

Поведение Ицхака на улицах Хайфы заставляет вспомнить персонажа, придуманного за несколько лет до этого двумя другими еврейскими юношами в далеком Огайо, в городе Кливленде[6]. Подобно Кларку Кенту, Ицхак не привлекал внимания встречных. Он сливался с тысячами других нищих работяг. Но встречные ошибались на его счет. Он был не тем, кем был раньше, кем были его отец и дед, опасливо отползавшие в тень. Он был наделен тайной властью.

7. Операция «Скворец»

По утрам, когда объект покидал свой дом на одной из улиц в районе порта, Ицхак — Абдул Карим сидел на парапете, делая вид, что смотрит в другую сторону, но на самом деле краешком глаза следил за Нимром. Он щелкал семечки, лизал соль, сплевывал себе под ноги шелуху. Он наблюдал, как мулла в длинном одеянии и коническом головном уборе торопится через площадь Хамра вместе с телохранителями. У Нимра была книжная лавка, торговавшая исламской литературой, и Ицхак, занявший позицию на другой стороне площади, запоминал, как Нимр идет на работу и с работы, обращая особое внимание на мнимых покупателей, на самом деле приходивших вовсе не ради книг.

Первоначально план состоял в том, чтобы прислать две пары убийц, которые пересекли бы разделительную линию пешком. Они подстерегли бы Нимра у его дома, застрелили почти в упор и улизнули в такси, за рулем которого сидел бы другой агент. Но в день операции участник одной из пар слег. Вторая пара все равно отправилась на задание, но напрасно прождала сорок пять минут, вызвала подозрение соседей и была вынуждена ретироваться.

Попытка была повторена на следующий день; в этот раз ожидание продлилось тридцать шесть минут и тоже не принесло результата.

Рисковать в третий раз было бы неразумно, поэтому возникло новое предложение: пускай Нимра застрелит снайпер с укрепленной еврейской позиции, граничащей с арабским сектором. Правда, если бы место, с которого сработает снайпер, было обнаружено, британская армия неминуемо вмешалась бы и разрушила засвеченную позицию. С приближением ухода британцев из Палестины солдаты гарнизона всё реже покидали свое расположение, однако вынужденно вступали в игру, если одна из сторон заходила слишком далеко. Укрепленная позиция имела жизненно важное значение в неизбежной битве за Хайфу, и рисковать ею не следовало, поэтому вариант со снайпером был отвергнут. Пока шли споры, как поступить, Ицхак убедился, что объект слежки испарился. Не догадываясь, что дважды был близок к смерти и что готовится третье покушение, проповедник отправился в Дамаск — просить у сирийских властей оружие.

Еврейский агент на телефонной станции Хайфы сообщил о дате его предполагаемого возвращения и о дороге, по которой он поедет, — шоссе вдоль ливанского берега. Составился новый план. Две машины подкараулят Нимра на круговом перекрестке к северу от Хайфы, где водителю проповедника придется сбавить ход. В первой машине будут стрелки, во второй — сотрудник Арабского отдела, который опознает Нимра. Этим сотрудником был Ицхак. Так двое, родившиеся совсем близко друг от друга и говорившие на одном языке, — мусульманский священнослужитель и парень из еврейского квартала — встретились на палестинской дороге. После этой встречи их пути разошлись.

Последовавший акт насилия отражен всеми его участниками с разных позиций, однако поразительно схожим образом. Лучше всего предоставить слово им самим.

ИЦХАК. Рано утром мы выдвинулись к месту засады. Сидя в машине, я разглядывал каждый автомобиль, приближавшийся к кругу с севера. Я не знал, в каком из них поедет шейх… Не исключалось, что он изменит внешность, чтобы не быть опознанным, поэтому мне требовалась полная уверенность, что это он. В случае ошибки могли погибнуть невинные люди.

После нескольких часов наблюдения у меня затуманилось зрение. Иногда мне казалось, что я вижу шейха, но уверенности не было. Слишком многие походили на него. У меня уже сдавали нервы.

НИМР. Мы ехали на большой скорости. Позади остался Акко, приближалась Хайфа. Как хороша ты, Хайфа, невеста Востока, алмаз мира! Все при тебе: и горы, и долины, и море у твоих ног, и река под боком. Ты вплетена в это чудо, как звезда — в небеса.