Книга Недоросль имперского значения - Дмитрий Луговой

– Не-а. Связал, да пенькой рот заткнул, – негромко пробасил пришедший.

– Я тебе что велел? – в голосе первого прозвучало раздражение, напополам со злостью.

– Охолонь, Михайло! И так грехов за душой – ни один митрополит не отмолит. Ни к чему лишнее душегубство на себя принимать.

– Смотри, Макар, доиграешься! Как опознает тебя…

– Не… спал он крепко. Ты лучше о собаках подумал бы, чем брехаться.

– Нету собак на дворе нонеча.

– Точно?

– Моё слово.

– Ну, так, пошли, что ли. Чего ждём?

– Погодь малость. Сей же час пойдём.

Незнакомцы притихли, чего-то выжидая. Я посмотрел в Мишкину сторону. Пацан тоже замер, к чему-то прислушиваясь и приглядываясь. Вот ведь повезло снова столкнуться с местным криминалом. Или тут что – половина населения разбоем промышляет?

– Что делать будем? – спросил я мальчишку так тихо, что сам едва расслышал.

– Надо народ поднимать.

– Как?

– Они сейчас пойдут замок ломать. Я заору и побегу отсель, а ты иди дядько Ивана выпутывай. Не сбоишься?

– Нет, – ответил я, хотя особого энтузиазма, понятное дело, не испытывал.

Мы затаились. Бандиты ждали непонятно чего. Наконец их главарь, подняв руку над головой, выждал пару мгновений и повелительно махнул ею вперёд. Не успели грабители скрыться из виду, как Мишка коротко ткнул меня кулаком в бок, подавая сигнал, а сам скользнул ногами вниз по крутому сенному боку. Выскочив на улицу, пацан заголосил:

– Караул! Тати ночные торубаевские склады пограбить пришли! Держи воров! – малец задал стрекача вдоль заборов. Тут же вослед ему откликнулись, забрехали, истошно заливаясь, собаки. В маленьких окошках начал затепливаться неяркий свет. Где-то послышались встревоженные голоса.

Справедливо рассудив, что грабители от такого переполоха наверняка уже сами ноги сделали, я тоже спустился вниз и направился к сторожке. Неожиданный рывок чуть не сломал мне шею, опрокинув голову назад. Грязная лапа, насквозь провонявшая дымом зажала рот. "Попался, гадёныш!" – просипело сзади.

Дальше всё промелькнуло на автомате. Я умудрился укусить душившую меня руку за палец. Причём, хватанул так, что под зубами хрустнул сустав, или даже кость. Грызанул бы чуть сильнее, то и палец бы откусил. По крайней мере, рот наполнился чужой противной кровью. В этот раз тошноты не было – одно отвращение. Поймавший меня разбойник заорал благим матом. Хватка ослабилась, но не настолько, чтобы можно было вырваться. Непонятно как, в руке моей оказалась уже выручившая меня один раз заточка, и я наугад саданул ею за спину. На авось, куда попадёт. Попал точно, но насколько удачно, не понятно. Повторить удар не получилось. Схвативший меня бандит заорал ещё громче и что есть силы, отшвырнул меня от себя. Потом моя макушка встретилась в полёте с каким-то твёрдым препятствием. Последнее, что я почувствовал-услышал, это противный "чвяк", как будто шлёпнули медузой об стенку. "Всё! Мозги вышибло!" – успел подумать я, после чего сознание внезапно кончилось.

* * *

У-уфф! Как же голова раскалывается! Гулкий пульс басовым барабаном отдаётся в висках и чуть правее темечка. И шевелиться страшно, как бы хуже не стало. А ощущения постепенно возвращаются, пробиваясь сквозь безжалостный плен боли. Слух, правда, ещё не вернулся, а вот под спиной явно что-то мягкое. Это пугает и радует одновременно. Радует потому, что раз лежу на мягком, то меня не прибили бандиты, и не бросили местные, а куда-то перенесли. Пугает то, что не почувствовал транспортировки, значит, приложило сильно. Как бы ни нарваться на осложнения при современной-то медицине.

Пошевелил рукой. Боль не усилилась, зато распознал на ощупь, что ткань, на которой лежу, очень мягкая и качественная. Такой я здесь ещё не встречал. Боль от шевеления не усилилась, и я рискнул приоткрыть глаза.

Темно. Только лучик солнца, найдя крошечное отверстие в закрытых ставнями окнах, острой иголкой пронзает комнату над моей головой. Лёгкие пылинки порхают в нём, купаясь в свете незваного пришельца. Солнечный зайчик на стене до того ярок, что слепит глаза, заставляя их слезиться. Отвернув голову от неожиданного раздражителя, я не сдержал стона. Уж очень сильным оказался всплеск боли. Сейчас же на лоб опустилась прохладная мокрая ткань, принося облегчение, и чей-то шёпот приказал не двигать башкой, и лежать спокойно.

– Где?.. – только и смог прохрипеть я, даже не сумев закончить вопроса.

– Ась? – явно не поняли моего скрипа "на том конце". – Ты лежи, лежи, не шевелись. А я побегу барину докладусь. Велел он.

Чья-то рука мягко сменила холодный компресс на лбу, заодно осторожно припечатывая затылок к подушке. Ну, точно – попал в барский дом. Подушек я здесь ещё не наблюдал нигде. Рядом зашуршало. Я скосил глаза, но в темноте было не разобрать, кто там шевелится. Потом раздались осторожные шаги, и в ослепительный проём открывшейся двери выскользнул силуэт дородной тётки. Нагрузка на глаза опять добавила неприятных ощущений. Я опустил веки, поклявшись сам себе, что ни за что не буду больше двигаться в ближайшую вечность. Сразу же начал проваливаться в сон, только почему-то кровать вместе с телом закрутилась, одновременно задирая вверх тот край, на котором были ноги. Понятно, что это больной организм вытворяет такие чудеса, но сил как-то воспротивиться этому явлению не осталось. Оставалось только отдаться на волю странных ощущений. Моё ложе окончательно встало на дыбы, и я полетел вниз головой в чёрную бездну.

Проснувшись в следующий раз, я понял, что в моём режиме наступило послабление. Сквозь веки, которые я предусмотрительно не стал разжимать, просвечивал дневной свет. Ну, раз открыли окно, значит можно осторожненько и мне разведать обстановку. Открываем глаза… По ту сторону сперва проявился низкий сводчатый потолок, плавно переходящий в белёные стены без всяких украшений. Потом на стене обнаружилось окно приличных для восемнадцатого века размеров, да ещё и застеклённое довольно качественным прозрачным стеклом. За окном, вплотную к раме прижалась ветка липы, с многочисленными молодыми листочками, изумрудно горящими в солнечных лучах.

Осторожно повернём голову. Боль попыталась, было, вновь заявить о себе. Но побеждённая сном, и, возможно, целебными примочками, ворча, отступила. На массивном стуле у стены обнаружился Мишка, на шкодливой, а самое главное отмытой рожице которого цвела довольная улыбка.

– Живой-живой! Хорош уже прикидываться! – констатировал он. – Почитай, до вечера провалялся. Хватит. Есть будешь?

– Угу… – промычал я. Желудок на самом деле решил, что неплохо бы и подкрепиться. И это замечательно. Значит, ни так уж сильно я и пострадал.

– Я ща! – Мишка сорвался с места и вихрем выметнулся из комнаты. За дверью прогрохотали его торопливые шаги.

Оставшись в одиночестве, я рискнул сменить положение. Всё же спина немного затекла. Повернувшись на бок, я обнаружил, что боль не торопится возвращаться. Но и уходить окончательно не собирается, выжидательно притаившись где-то над ушами. Так… а если сесть? Опа – живём! Всё же осторожненько, чтобы не навредить пострадавшей голове я поднялся на ноги и проковылял к окну. Лёгкое головокружение при первых шагах попугало меня, но тут же улетучилось. В принципе, состояние было совсем неплохим. Вот только небольшая слабость осталась. А за окном-то знакомый пейзаж! Двор усадьбы Щербачёва. Н-да. Выволочка теперь обеспечена. Если не мне, то Мишке точно.