Книга Интрига хранителя времени - Саймон Хоук

– Как и мне, Моро. Как и мне. Слушай, если увидишь его раньше меня, передай, что я остановился в «Люксембурге». Попроси его навестить меня по достаточно важному делу.

– Обязательно, месье Лапорт. И если вы увидите его первым, скажите ему, что у него есть друзья, которые его поддержат, хорошо? Если будут неприятности, скажите ему зайти к старому Моро.

Хантер взглянул на Моро и улыбнулся. Лицо этого дородного француза было словно обтянуто пергаментом, а его широкие плечи намекали на то, что его прежний род деятельности требовал изрядных физический усилий. В случае возникновения неприятностей Джеку будет нелишним иметь рядом кого-то вроде Моро.

– Я передам, – сказал Хантер.

Он вышел из таверны глубоко обеспокоенным. Что-то определенно пошло не так. Джек Беннет исчез, не оставив никакого сообщения. С Джеком подобное просто не могло произойти, если только те люди не имели к этому отношения, и у него не было времени оставить послание. По словам Моро эти люди были с Джеком, по крайней мере, неделю, и они не знали о сигналах, которые Хантер и Джек использовали для передачи сообщений. Джек должен был сообщить, если произошло что-то необычное. Но не сообщил.

Эти «друзья из Фландрии» насторожили Хантера. У Джека не было друзей во Фландрии, о которых он знал. Благодаря Моро, у него было их описание. Крупные. Прекрасно говорят по-французски, но с таким акцентом, который Моро, бывший моряк, не смог распознать. Возможно, потому что акцент был неизвестен в этом времени.

– Где же ты, док? – пробормотал Хантер. – Во что ты вляпался?

Он был так погружен в свои мысли, что не заметил слежку.

Андре понимала, что очень многим обязана Хантеру, но ведь есть предел любым обязательствам. Она обещала Хантеру, что научится вести себя как дама, но никогда не обещала ему играть эту роль постоянно. Она также не обещала ему, как он сказал, «не высовываться» из их апартаментов.

Он привел ее в другое время, в другой мир, и ожидал, что она будет торчать в гостинице, если не будет сказано иначе. Да, она была ему очень обязана, но она не обязана слепо и беспрекословно ему повиноваться. У него появилась тенденция ей приказывать, а ей это не нравилось. Она понимала, что он это делал для ее же защиты, потому что он знал много об этом времени, тогда как она почти ничего не знала, потому что он был в родной стихии, а она была в чуждой среде. Тем не менее, это не облегчало ее заключения. Она чувствовала себя зависимой от Хантера, а ей не нравилось ни от кого зависеть. Она никогда ни от кого не зависела. Еще меньше ей нравилось ощущение пребывания в клетке.

В XII веке она хотя бы понимала правила. В Англии она смогла пробиться в одиночку. Хантер провел с ней много часов, обучая французскому языку XVII века. Задача облегчалась тем, что она знала нормандский язык, но ей быстро надоедало, когда Хантер начинал общаться с нею исключительно на французском. Он объяснил, что им придется остаться в Париже XVII века на неопределенное время, и что для нее крайне важно знать язык. К своему удивлению, несмотря на постоянные повторения и скучные упражнения, она обнаружила, что освоение нового языка дается ей легко, гораздо легче, нежели «изысканное искусство дамского поведения», и лишь чуть менее легко, чем использование рапиры. Она уже превзошла Хантера. Рост ее мастерства удивил даже его. Но что было толку от знания всех этих вещей, если она была лишена возможности ими пользоваться? Какой был смысл в изучении манер парижанки XVII века, если она оставалась взаперти в четырех стенах гостиницы «Люксембург», ни с кем не встречаясь и никуда не выходя?

– Дамы никогда не выходят на улицы Парижа без сопровождения, – говорил Хантер.

Что ж, возможно, дамы не выходят. Но ведь она никогда не обещала ему, что будет оставаться дамой все время.

Она поинтересовалась местонахождением ближайшего портного, и карета отвезла ее в эксклюзивный маленький магазинчик, в котором обслуживались только самые состоятельные парижанки. Портной с готовностью принял ее объяснение, что она покупает неожиданный подарок на день рождения для своего младшего брата, который был почти такого же размера, как и она сама. Он подозвал швею, чтобы снять ее размеры, и сказал Андре, что после того, как она подарит костюм младшему брату, он будет более чем счастлив выполнить все необходимые подгонки бесплатно. Если портной и швея и были удивлены ее необычным ростом и размерам, они держали свои комментарии при себе. Если у дамы были руки и плечи, как у чернорабочего, то это их не касалось, тем более что она даже не прокомментировала цену.

Белая шелковая рубашка была такой приятной на ощупь, а черные жаккардовые бриджи будут бесконечно удобнее, чем юбки. Высокие кожаные сапоги станут явным улучшением в сравнении с ее изящными маленькими туфлями. Камзол и плащ были также пошиты из жаккарда насыщенного черного цвета, «лучшей из имеющихся тканей», на чем настоял портной. Он также настоял на «необходимых кружевных украшениях» на воротнике, рукавах и отворотах сапог, без которых не мог бы считать себя одетым ни один истинный джентльмен. Костюм завершал темно-красный пояс, наряду со шляпой с пышным плюмажем, в которой ее голове будет намного комфортнее, чем в том отвратительном парике. В такой одежде она выглядела бы франтоватым, зажиточным молодым кавалером. Портной пришел в полный восторг, когда она заказала еще два костюма такого же покроя. Тем не менее, он не был настолько восторжен, чтобы не поддаться своему чувству прекрасного, которое потребовало, чтобы он предложил ей изменить, пусть не ткань, но хотя бы цвет. Для нее это мало что значило, поэтому она заказала один костюм в бордовом, а второй – в лиловом цветах. Довольный собою, портной присовокупил несколько пар перчаток соответствующих оттенков и пару перевязей.

– Да, и полный комплект носовых платков, – великодушно добавил он.

Он горячо поблагодарил мадемуазель за ее заказ и пообещал доставить одежду в гостиницу.

Андре провела остаток утра, колеся по Парижу. Хантер будет зол, но ей было все равно. В конце концов, она не была похожа на изнеженную, беспомощную женщину, блуждающую по Парижу в одиночестве и без защиты. Она рассматривала город, оставаясь в безопасности в своей карете, и была вполне способна защитить себя, если в этом возникнет необходимость.

То, что она видела, ее большей частью не волновало. Париж оказался густонаселенным, заполненным людьми и очень шумным. Как люди могли так жить, словно кролики в вольере? Если это было примером того, что ее ждет в будущем, то она совсем не была уверена в том, что хочет в этом участвовать. Но, с другой стороны, в Париже присутствовали величие, красота и элегантность, которые намного превзошли все, что она когда-либо видела раньше. Когда экипаж проезжал мимо Лувра, у нее перехватило дыхание. Palais du Louvre не имел ничего общего с крепостями ее времени. Ни один строитель XII века не смог бы достичь подобного великолепия. В сравнении с Людовиком XIII Иоанн Анжуйский был деревенщиной. Карета провезла ее вдоль Сены, и она восхитилась кафедральным собором Нотр-Дам, возвышающимся над всеми остальными зданиями на Île de la Cité. Как его строители сумели возвести столь массивное здание, как они построили величественные летающие контрфорсы? Если подобного достигли архитекторы XVII века, то какие чудеса ждали ее в XXVII-м? Она проехала по Маре, где когда-то были владения рыцарей-тамплиеров, построивших здесь в 1107 году огромную крепость-храм. Это напомнило ей об одном конкретном храмовнике, и на мгновение ее пронзило щемящее чувство, когда она вспомнила сэра Брайана де Буа-Гильбера, человека, убившего ее брата Марселя. Она отомстила за смерть брата, но это не уняло боль потери. Сейчас от храма не осталось и следа. В настоящее время Маре превратился в жилой район с множеством зданий из красного кирпича и белого камня, высотой в три этажа и с убранными в наличники окнами. Миновав Королевскую площадь, карета проехала рядом с Бастилией. Через бассейн Арсенала вода Сены поступала в ров вокруг тюрьмы. Андре смотрела на массивные каменные стены и думала о гниющих за ними людях, которые больше никогда не увидят свет дня. Хантер много рассказывал ей о Париже, но, только увидев его воочию, она впервые осознала, насколько примитивной она должна была казаться ему, человеку, которому этот удивительный город мог показаться отсталым.