Книга Ведьма западных пустошей - Лариса Петровичева

Глава 3. Золотой лев

От руки инквизитора шел холод — полз по кисти Аделин, поднимался выше, к локтю, и вскоре ей стало казаться, что левую руку парализовало, а над кожей медленно кружат растрепанные снежные хлопья. Она больше не чувствовала ничего, кроме холода, густого и жестокого, в самой глубине которого таилось пламя.

— Я просто садилась в экипаж, — негромко сказала Аделин, пытаясь не показать, насколько она признательна этому некрасивому человеку. Никто никогда не пытался защитить ее, пусть даже и от надуманной угрозы. А он сразу же бросился на выручку и не подумал, что может выглядеть нелепо и смешно. — К старому другу моего отца, тому, кто всегда помогал нашей семье, который лечит Уве. Он принял нас обоих, когда мы родились.

Бастиан посмотрел на нее и нахмурился с какой-то привычной уже усталостью.

— Практически на моих глазах две девушки сделали то же самое. Просто сели в чей-то экипаж, — неохотно ответил он. — И тут я вижу, что вы тоже куда-то усаживаетесь с таким видом, словно там вас ждет мешок золота, не меньше. Или принц.

— Сделали то, что велел вам долг? — спросила Аделин, чувствуя, как в ней против воли поднимается то желание протестовать и сопротивляться, которое всегда охватывает ведьму в присутствии инквизитора.

Не надо обольщаться мнимой дружбой. Ни один инквизитор никогда не забудет, что перед ним ведьма, как бы мило они ни общались до этого. Нужно просто быть спокойной и готовой к услугам — глядишь, все и обойдется.

Ей показалось, что рубцы на лице Бастиана налились красным.

— Будем считать, что так, — мрачно произнес следователь и встряхнул карту. — Перед тем, как пропасть, Вера Левек была на Третьей лесной улице.

Аделин вспомнила Веру — хорошая была девушка. Худенькая блондинка, пятая дочь в семействе, она шила мягкие игрушки и продавала на благотворительном аукционе: выручка шла на нужды нищенствующих людей с окраины. Когда ее отпевали, то возле церкви собралась толпа женщин и детей, и плакали они совершенно искренне.

— Это вон там, — указала Аделин, и они быстрым шагом двинулись через площадь мимо памятника Георгу. Третья лесная улица заканчивалась парком, который постепенно переходил в лес — там частенько видели зайцев и лис, забредавших из чащи. Когда-то давно, еще в детстве, отец привозил сюда Аделин и Уве — они катались на каруселях, объедались ягодным мороженым и играли с другими детьми; Аделин до сих пор с теплом вспоминала эти прогулки.

— Задумались? — спросил Бастиан. Аделин встрепенулась и тотчас же заметила, какими взглядами городские кумушки провожают столичного гостя. Любопытство, сочувствие, брезгливость и корысть: интересно, богат ли этот господин? Если действительно богат, а не просто красуется, то неважно, какое у него лицо — надо брать в оборот и вести к алтарю, пока не опередили более проворные.

— Вспомнила, как мы гуляли здесь с отцом, — сказала она и вдруг призналась: — Я незаконнорожденная вообще-то. Но он меня признал и никак не отделял.

— Полагаю, он был хорошим человеком, — уважительно откликнулся Бастиан.

— Да, — кивнула Аделин. — Хорошим.

Она уже давно не чувствовала левую руку — заледеневшую, неподвижную. Они подошли к воротам парка, и Бастиан произнес:

— Давайте ваше Зоркое сердце.

Аделин прикрыла глаза, в очередной раз подумав, что отец всегда предостерегал ее от занятий магией. Потом он примирился с ними: ну вот такая родилась дочь, ничего не поделаешь — но они никогда ему не нравились. Разве что только тогда, когда смогли помочь Уве.

Она не любила заклинание Зоркого сердца: оно обостряло чувства, делая мир насыщенным и ярким, но потом оборачивалось почти сутками слабости и тошноты — тогда Аделин могла лишь лежать в постели, смотреть, как над ней крутится потолок, и надеяться, что выкарабкается.

Когда последнее слово заклинания сорвалось и упало под ноги, то мир на мгновение поблек — а затем вспыхнул, наливаясь красками, запахами, звуками. Космеи и ирисы на газонах вспыхнули языками сиреневого и розового пламени, сладкий аромат духов проходящей барышни опалил ноздри, и Аделин испугалась, что сейчас упадет.

Она не упала — ее на ладонь приподняло над гравием дорожки. Бастиан стиснул ее руку, серебряная пластинка артефакта впилась в ладонь, и Аделин мягко опустилась на землю. В висках пульсировала кровь, дыхание сбивалось, по коже бежали лепестки пламени, и их срывало ветром и превращало в аккорды.

«Я умираю, — подумала Аделин с восторгом и болью. — Нет… я живу!»

Потом наваждение схлынуло — в ноздрях остался соленый запах невидимого моря, в ушах остывали слова заклинания. Бастиан по-прежнему держал Аделин за руку, но теперь от его пальцев разбегались волны тепла, которые заставляли замирать — так жертва замирает перед охотником — и в то же время приказывали сердцу стучать быстрее, а груди дышать глубже.

Аделин сделалось жарко и неловко.

— Уже работали в паре? — спросил Бастиан. Вот, значит, что это такое: работа в паре…

— Нет, — выдохнула Аделин. Ей казалось, что она сейчас упадет — или снова взлетит. Хотя она не взлетала, конечно, ей это привиделось. Так ведьмам видится, что они летают после хорошей порции бакугарских грибов.

— Очень быстро освоились, — похвалил Бастиан и объяснил: — Мы сейчас соединены в единую сеть. Давайте посмотрим, что было с Верой.

Аделин смогла лишь кивнуть.

В тот же миг она увидела привидение: Вера, живая и здоровая Вера, шла мимо парка в сторону церквушки святой Алатины, и следователь удивленно воскликнул:

— Надо же! Цветное…

Похоже, призраки раньше были серыми тенями. Аделин смотрела, не в силах отвести взгляд. Пусть хоть так, с артефактом, который усилила ее магия, но добрая хорошая девушка сейчас была живой. Вот рядом с ней остановился экипаж — черно-красный размытый силуэт. Вот открылась дверь, и Вера обернулась, и на ее губах расцвела улыбка.

— Нет, — прошептала Аделин, словно могла что-то исправить и как-то остановить пятую жертву. — Нет, Вера… — голос окреп, и она отчаянно воскликнула, уже понимая, что это напрасно: — Нет, стой!

Человек, сидевший в экипаже, протянул к девушке руку, окутанную сиреневой дымкой — девушка оперлась на нее и за мгновение до того, как призрак Веры растаял, Аделин увидела золотую вспышку в этом дымном мареве. Мелькнула оскаленная пасть, лев, поднявшийся на задние лапы, пряди пышной гривы.

— Запонка… — выдохнула Аделин, глядя Бастиану в глаза. — Вы ее видели?

Он нахмурился. Посмотрел одновременно озадаченно и радостно.

— Нет. Что за запонка?

— Золотая, со львом, — ответила Аделин, не в силах выпустить руки следователя, и спросила с отчаянной надеждой: — Это ведь улика, да?

— Еще какая, — изувеченное лицо перед ней дрогнуло от победного торжества, и над Аделин сомкнулся занавес обморока.