Книга Восьмая Марта - Алиса Перова

— Зря я у тебя остался, сейчас бы спал себе и не мок под этим ливнем, — сокрушался Санёк.

— Не ной, ты хоть в кожаной куртке и с короткими волосами, а я теперь на кого похожа?

— Можно подумать, тебя кто-то из дома гнал, — проворчал Сашка. — Ты мне, кстати, скажи, а что у тебя с этим соседом? Мне уже начинать беспокоиться?

Спонтанный вопрос «С каким?» я своевременно проглотила и быстро выдала верный, а главное, честный ответ:

— Сань, а ты не догадываешься? Он ведь слышал ночью за стеной Сонькины завывания. Представляешь, что он мог подумать?

— Даже не могу себе представить, — заржал Сашка. — А ты-то что волнуешься?

Права Сонька — у мужиков логика вообще отсутствует. Про всех не знаю, но у Сашки мозги тальком пересыпаны или сахарной пудрой от пончиков.

— С дороги уйди, — дёрнула я его за рукав.

Мимо проехала чёрная машина, и брызги из-под колеса окатили меня до пояса. Сашка под обстрел почему-то не попал.

— Гад! — взвизгнула я, чуть не плача, а машина притормозила. Кажется, за «гада» придётся отвечать.

Автомобиль немного сдал назад, и стекло бокового окошка поползло вниз. Сашка шагнул ближе и заглянул в окно. И о чём он там разговаривает? За меня, что ли, извиняется?

— Садись, Котёнок, нас подвезут, — обернулся довольный Санёк.

А-а, ну и отлично! Я пошарила взглядом в поисках задней двери и, не найдя, вопросительно уставилась на Сашку.

— Это купе, — пояснил он, — я сам сзади сяду.

Пропустив его в заднюю часть салона, сдвинутое сиденье стало на место, а я наклонилась, чтобы поздороваться с водителем:

— Здра… о-о… блин!

И это приветственный лексикон дочери двух заслуженных учителей! Лучше бы я сегодня прогуляла.

Несколько секунд мы смотрим друг на друга — я и мой сосед. Я рассмотрела, что глаза у него карие, очень тёмные и успела подумать, что они красивые. О чём думал он, я не знаю, но вид имел невозмутимый. Да и с чего ему возмущаться — это ж не его задницу поливает дождь. Или это уже снег? Ну и погодка.

— Вам так удобно стоять? Просто дождь в салон попадает, может, Вы уже присядете? — голос спокойный, никакого раздражения, но губы слегка подрагивают.

— Меня Вы уже залили! — выпаливаю я возмущённо и в ту же секунду понимаю, как нелепо звучат мои претензии в этой ситуации, когда я всё ещё продолжаю мокнуть и портить его салон.

Приходится принять приглашение, о чём я тут же жалею.

— Так Вы боитесь сиденье испачкать? — вопрос звучит в тот момент, когда я уже пристраиваю пятую точку в уютное пассажирское кресло.

Пока я перевариваю издёвку, моя правая нога ещё пару секунд балансирует в воздухе, но всё же присоединяется к левой, а я сильно хлопаю дверью, отрезая нас от дождя. Карие глаза мгновенно зажмурились, а лицо искривилось, словно этой дверью я ему что-то прищемила.

— Малыш, ну ты что? — раздался укоризненный Сашкин голос, — поаккуратнее надо двери закрывать.

Мне и самой неприятна моя выходка, поэтому я поворачиваюсь к брату, чтобы приказать ему заглохнуть со своими комментариями или просто прибить свирепым взглядом. Тут в мою шею больно врезается шарфик и, потянув его рукой, я вдруг понимаю, что он зажат пассажирской дверью. Надо открыть дверь и освободить шарфик — казалось бы, ерунда какая… Вот только взгляды обоих парней сосредоточены на мне, а мои уверенность и ярость тают, как снежинки на лобовом стекле. Зато возвращается подкрепившееся смущение.

— Я сам, — водитель подаётся в мою сторону, задевает рукой моё колено и едва не укладывается на меня, дотягиваясь до двери. Его парфюм щекочет ноздри и проникает в серое вещество. Я вся вжимаюсь в сиденье, ожидая когда парень выпрямится и отчаянно не желая этого. Слишком быстрая химическая реакция.

Но вот шарфик свободен, дверь мягко захлопнута, а кареглазый вкусно пахнущий сосед возвращается на своё место. Попутно он не стесняется разглядывать мои ноги, а я жалею, что не прислушалась к Сашке по поводу длины платья.

— Можем уже ехать? — спрашивает парень совершенно спокойно.

Я снова встречаюсь с его тёмным взглядом и мне вдруг хочется разреветься. Мне невыносимо стыдно за то, что так хлопнула дверью, за то, что стояла и пререкалась под дождём, за ночной концерт и за то, что я сижу такая мокрая, грязная и жалкая в этом абсолютно чистом салоне под пронзительным карим взглядом.

— Спасибо… И простите, я случайно дверцей… наверное, — бормочу внезапно осипшим голосом и очень боюсь моргнуть.

— Вы тоже простите, я не специально Вас обрызгал — колесо в небольшую выбоину попало. — ОН первым разрывает зрительный контакт и сосредоточивает взгляд на дороге.

Я киваю уже сама себе и с облегчением отворачиваюсь. Две слезинки срываются с ресниц, но я быстро их смахиваю и радуюсь, что наш водитель смотрит на дорогу. Вот с чего я так разнервничалась?

Минут пять мы едем в абсолютной давящей тишине — не слышно ни дождя, ни шума транспорта. Мне мокро и неуютно, но я боюсь пошевелиться и привлечь к себе внимание. Лучше бы я выглядела, как невзрачная монашка, чем вот такая упакованная растрёпа, какой являюсь сейчас.

— Отличная шумка, — произносит мой брат.

Кому это он сказал? Какая шумка?

— Да, нормальная, — отвечает мой сосед, а его рука жмёт какую-то кнопку.

Салон наполняет негромкая музыка, и меня начинает понемногу отпускать напряжение. Я выдыхаю так, словно до этого и вовсе не дышала. «Шумка — это же шумоизоляция!» — доходит вдруг до меня. Под музыку даже мозги включились и память проснулась. Я позволила себе откинуться на спинку кресла и уставилась в окно. Теперь мы точно не опоздаем и я ещё успею привести себя в порядок.

Ох, я же не в порядке! Вынув из сумки зеркальце, я заглядываю в него и едва удерживаюсь от страдальческого возгласа. Ресницы слиплись, тушь под глазами размазалась… А помада-то с чего разъехалась?! И ОН всё это видел! Я отворачиваюсь к окну и пытаюсь хоть немного исправить этот кошмар.

— Малыш, а у тебя салфетки влажные есть? — спрашивает Сашка. Очень вовремя!

Вытянув несколько салфеток для себя, я, не поворачиваясь, перебрасываю упаковку на заднее сиденье.

— А в руки не судьба? — возмущается Санёк.

Да что же он никак не угомонится? И почему, спрашивается, не «систер»? Малыш, котёнок… Он специально, что ли, меня так называет, что за игры? Но выяснять это прямо сейчас будет неуместно и я сосредоточилась на своём плачевном отражении.

И вот, когда моё лицо стало девственно чистым, а слипшиеся от дождя волосы, расчёсанные пятернёй, обрели приличный вид, я, наконец, позволяю себе расслабиться и уже совершенно не против, чтобы сосед обратил на меня внимание. Но его внимание всецело занято дорогой, и это правильно.