Книга Маша и Медведь - Оле Адлер

Ты и с этой размалеванной тоже спал. Брось, Миш. Не надо тут изображать праведника. Тебе не идет.

Ох, все ты знаешь, девочка.

Предпочла бы не знать, но как-то так вышло.

Понятно, кивнул Симонов, накрывая ее ладонь своей, Было у нас с Ви. Так давно, что почти уже и не помню. А Алиса.

Ах, да. Алиса, прокривлялась Маша, изображая с придыханием его доверительные интонации, Так что же с ней?

Мы расстались в тот самый день, когда ты приезжала.

Ох, надеюсь, не из-за меня. Право, не стоило, Миш, продолжала она паясничать.

Отчасти, Миша решил быть честным, Я пришел домой и рассказал ей.

Ой, дурак, присвистнула Маша.

Симонов подумал и решил, что вряд ли прорвется сквозь ее скепсис и цинизм, поэтому решил воспользоваться оружием помощнее вызвать жалость.

Знаешь, после того, как она мне изменила с Глебом, все к этому и шло. Давно нужно было прекращать.

Она? С Глебом? Маша даже чуть взвизгнула от удивления, С Геллером?

С ним, кивнул Мишка.

Он же твой лучший друг.

Был. Ладно, Маш, забудь, он сделал шаг назад, позволяя ей вдохнуть полной грудью.

Маша снова переступила с ноги на ногу, посмотрела на него исподлобья.

Ладно, повторила она, словно соглашаясь.

Что ладно? уточнил Симонов.

Накормлю тебя, раз уж жены нет.

Она прошла на кухню. Мишка расплылся в улыбке и отправился следом. В общем, именно на это он и рассчитывал. Как бы ни любил пиццу, а домашняя еда всегда вкуснее. К тому же им с Машей требовалось о многом поговорить. Вернее, Симонов имел многое ей сказать.

Он присел на табуретку, наблюдая, как хозяйка вынимает из холодильника кастрюли-сковородки. Хотелось проникнуться уютом теплых тонов кухни, но в этот момент на Мишку накатило осознание, что Маша ему соврала. Она не беременна. Не будет никакого ребенка. Родителями они соответственно тоже не станут. Переваривание этой мысли вопреки Машиным прогнозам вызвало не облегчение, а странное чувство потери. Мишка успел проникнуться идеей отцовства и оказалось неожиданно больно отпускать волнительное предвкушение большого события в его жизни.

Изысканной кухней не владею. Ешь, что есть.

С этими словами Маша продемонстрировала тарелку с картофельным пюре и котлетой. Мишка кивнул, и она поставила еду разогреваться в микроволновку.

Печально. А я думал эскарго или фуа гра отведать.

Не завезли сегодня в гастроном. А то бы обязательно, фыркнула Маша в ответ.

Пискнул звоночек, и перед Мишей выросла тарелка с доброй порцией еды. Пахло вкусно, но он поморщился, отодвинул.

Зачем ты мне наврала? выпалил он, сверля Машу пронзительным взглядом.

Что? не поняла она.

Про ребенка, Маш. Это было жестоко.

Она сверкнула глазами, прищурилась.

Серьезно? Ты вот прямо серьезно сейчас говоришь?

Да. Такими вещами не шутят.

Невероятно, Симонов! Ты умудрился поинтересоваться моими делами аккурат через месяц. А вдруг она залетела? А вдруг не сделала аборт? Потом еще алименты платить, да? кричала на него Маша, Потрясающий цинизм, Миш. Хочешь знать, почему я наврала? Потому что меня выбесило твое идиотское сообщение. Как дела? Мать твою! Ну ты нормальный сам?

Нормальный, буркнул Симонов.

А повел себя, как дебил, честное слово.

Согласен, неохотно подтвердил Миша, продолжая признаваться свои ошибки, Если честно, я не подумал сразу о беременности. Это все так неожиданно произошло. Я я ведь не каждый день девчонок в туалете трахаю.

Правда? Через день что ли? ввернула она.

Ты первая.

Ох, ну с почином.

Перестань. Я не любитель всего этого экстрима. Еще и Алиска Рассказал ей, потом долго думал, почему мне не стыдно. Изменил же по факту.

Маша фыркнула.

Совестливый какой. Да все мужики гуляют. Подумаешь.

Ну я не гулял. Не в моих правилах.

Медаль себе на шею повесь.

Вместо гадостей, которые очень просились на язык, Миша выдохнул, сосчитал до пяти, спокойно произнес:

Я обрадовался, что ты беременна. Об аборте и не думал. Правда, Маш. Тугодум я, наверно. Долго доходит. Поэтому чертовски задела меня твоя шутка.

Его искренность, какая-то почти детская обида в голосе и взгляде растопили Машины ледяные стены. Она тоже шумно выпустила воздух через нос, проговорила:

Прости. Я разозлилась очень. Не думала, что ты так все воспримешь.

Плохо с тобой поступил. Ты имела право злиться. Обычно не веду себя так с девушками. Я не мерзавец.

Хочется верить, откликнулась она тихо, подвинула тарелку ближе, Поешь уже. Почти остыло.

Глава 5

Еда и прочие удовольствия

Миша не стал спорить, все свое внимание обратил на еду. Сам уже устал выяснять отношения, но какая-то странная сила заставляла его говорить, говорить и говорить. Он никогда не общался так с девчонками, предпочитал хохмить, шутить, редко бывал серьезным. Балагур и весельчак. Он привык быть таким.

С Машей же все пошло не по сценарию. Как-то сразу на них навалилось что-то тяжелое и темное. Словно в прошлом их связывал какой-то страшный или противный секрет. Мишка действительно ее не помнил, разве что тот фантомный запах бензина или ацетона Но вряд ли они угнали машину или сожгли чей-то труп. Такое не вдруг забудешь. Однако ощущения были похожие. Миша априори чувствовал себя виноватым. Вроде не обижалась на него Маша за Алису, вроде и за месячное молчание сняла грех, но Мишка все равно не мог расслабиться. Грудную клетку словно сдавило невидимыми ремнями.

Симонов жевал молча, изредка косясь на хозяйку дома. Она в свою очередь не прятала взгляд сидела и смотрела, как он ест. Миша старался быть аккуратным, хотя изголодавшийся организм побуждал смести пищу побыстрее. Но он сдерживался, изображая спокойствие и хорошие манеры.

Когда тарелка опустела, Маша моргнула, словно вышла из транса.

Чай? спросила она.

С удовольствием, разве он мог отказаться.

«Меня не гонят это плюс», подумал Мишка снова. Эта мысль немного успокоила. Он не хотел уходить. Совсем.

Маша поставила чайник на плиту, чашки на стол, высыпала на блюдце пакетики заварки и пристроила рядом плетеную корзинку с сахарным печеньем.

Сейчас вскипит, пообещала она, забрала пустую тарелку, чтобы помыть.

Миша повернул голову, чтобы рассмотреть спину хозяйки дома. Она казалась ему такой хрупкой, маленькой. Очередная волна стыда накрыла с головой. Как он мог что-то ей выговаривать, осуждать? Как осмелился предъявить претензии, когда сам наделал дел.