Книга Заоблачная. Я, ведьма - Ульяна Гринь

Он сверился с берестовым свитком в руке и сделал широкий жест в сторону судей:

— Строгие, но справедливые боги пришли помочь нам, чтобы отделить зёрна истины от плевел заблуждения.

В толпе послышалось возбуждённое гуденье. Горожане любили богов, уважали их и сейчас приветствовали на свой манер. Белобог поднял руку, и толпа затихла. Старец повелел глубоким низким голосом:

— Вещайте преступления оборотни суть!

Из первых рядов выступил молодой на лицо мужчина с неожиданно белыми длинными волосами и такой же бородой, спускающейся чуть ли не до колен. Он был одет в свободный серый балахон, подметавший подолом пыль мостовой, и опирался на узловатый деревянный посох с вделанным в верхушку чёрным камнем. Стукнув посохом по булыжникам, мужчина глухо заговорил:

— Я есмь волхв Зементий. Я заключил оборотню в заговоренную клеть. Поймать преступницу было зело тяжко! Она скрывалась от правого суда в Шеменных топях.

При этих словах лежавщая безучастно волчица подняла голову и запротестовала:

— Я не скрывалась! Я была ранена…

— Молчи! — ткнул посохом в её сторону волхв. — Говорю я!

— У тебя будет время всё сказать, деточка, — ласково успокоила Яну Макошь. — Дай волхву закончить речь.

Волчица фыркнула и невежливо отвернулась. Она потеряла надежду, даже ту слабенькую, данную Агеем…

Зементий, между тем, продолжил:

— А преступление её таково: оборотня убила человека! Все знают закон — за убийство смертного полагается колдовская смерть!

Толпа снова заволновалась. На сей раз она не была единодушна. Кто-то был за казнь, кто-то против, и мнения разделились. Я дёрнула Агея за руку:

— Что такое колдовская смерть?

— Смерть без права быть вызванной из мира мёртвых, без права на новое рождение, — стиснув зубы, ответил он. — Полное исчезновение из Яви и Нави.

Круто, однако! Да Яна оказала обществу неоценимую услугу, избавив его от подонка, от отброса, от гнилого фрукта в корзинке свежих! Ей медаль надо дать, а не казнить! Я громко фыркнула, совсем как волчица, и соседи неодобрительно покосились на меня, мол, не мешай слушать.

— Закон суров, но справедлив, как и боги! — гласил Зементий. — Волхвы предлагают немедленную казнь!

И он снова саданул посохом по мостовой, внушительно и величаво. Горожане зашумели, обсуждая это решение. Велес глянул на других богов и поднял руку, приглашая толпу успокоиться:

— Ваше мнение принято, волхвы! Слово главе оборотней!

Многоголосый животный крик был ему ответом. Волхвы в серых балахонах застучали посохами, загудели неодобрительно, кучкуясь вокруг своего предводителя. Агей тихо зарычал:

— Хитроумное племя! Бойся волхвов, все твари себе на уме!

Я легонько отодвинулась от него, боясь, в основном, волка рядом со мной. Он мотнул головой:

— Ничего, Нечай объяснит всем…

Огромный детина с офигительным размахом плеч и бугристыми мышцами на руках выступил из толпы. Одетый просто, но с определённым шиком, с длинными светлыми волосами, заплетёнными в тугую косу, как у Агея, он заставил всех замолчать одним своим видом. Широко расставив ноги, оборотень вздёрнул массивный подбородок и сказал густым баритоном:

— Я Нечай, предводитель оборотней! Я требую освобождения волчицы под мою ответственность!

Толпа засвистела, заулюлюкала, смеясь и возмущаясь одновременно. Я заметила, как ходят желваки на скулах Агея, как играют его мышцы под рубашкой, и успокаивающе положила руку на плечо волка. Он рыкнул тихо, чтобы не услышали соседи:

— Трусливые обыватели… Все боятся оборотней.

— Я не боюсь! — утешила его я, и Дала хихикнула где-то за спиной. Мне захотелось дать ей пинка, но за невозможностью сделать это я просто разозлилась. И внезапно стало тихо.

Нечай обвёл тяжёлым взглядом толпу и продолжил:

— Волки семейные животные. Волколаки вдвойне! Они убивают, если кто-то трогает их детей. Или чужих детей! Это инстинкт — защищать слабых, невинных и неспособных постоять за себя!

Я снова увидела ужасающую своей мерзостью картину мертвого ребёнка, над которым надругались всеми возможными способами. Толпа молчала, слышно было только сдавленное дыхание людей и существ, взволнованных и смятённых. Краем глаза я снова заметила взгляд Макоши, внимательный и острый. Казалось, она видит моё видение, а вот чему удивляется?

Нечай воспользовался моментом, чтобы добить толпу, и сказал веско:

— Закон законом, но мы думаем, что смерть убийцы оправдывает Яну! Оборотни предлагают освобождение!

— Ваше мнение принято, оборотни! — провозгласил Велес. — Слово подсудимой!

Волчица медленно поднялась в клетке, размяла затёкшие лапы, тряхнула головой. Взгляд её глаз прошёлся по толпе, обвёл всех, не забыв ни одного существа, и остановился на богах. Яна сказала тихо, но во всеобщем молчании её голос прозвучал звонко и остро:

— Мне нечего добавить. Я нарушила закон, убила смертного. Но не для самозащиты и не для забавы. Он был преступником, он насиловал и убивал детей. Я не судья, но судила его и приговорила к смерти. Теперь вам решать мою участь.

Макошь наклонилась к Велесу и шепнула ему что-то на ухо. Бог то ли не поверил, то ли не согласился, потому что покрутил головой и обратился к волчице:

— Всё ли ты сказала? Или хочешь добавить?

Яна поколебалась, а потом упрямо подняла взгляд на Велеса:

— Только то, что и второй раз поступила бы именно так же!

Агей застонал едва слышно, закрыв ладонью лицо:

— Дурочка! Это же смертный приговор…

— Значит, ты не раскаиваешься в содеянном? — уточнил Велес, бросив взгляд на Макошь. Та сидела выпрямившись, прикрыв глаза и ожидая ответа.

— Если встречу ещё одного такого гада, убью и не задумаюсь, — твёрдо ответила Яна.

Белобог глубокомысленно кивнул. Макошь снова расслабилась, закрутила отдохнувшее веретено. Велес откинулся в кресле и сделал знак рукой:

— Слово главе домашней нечисти!

Вид у него был такой, словно для него уже всё было решено. Мне стало немного неприятно. Ну, как немного… Довольно-таки гадко стало! Да ещё и Агей неприкрыто скрипел зубами рядом. Похоже, Нечай не оправдал его надежд.

Из толпы, ковыляя и опираясь на самодельную трость, вышел крохотный гномик в кокетливом русском народном костюме. Сивая борода его свисала до земли, и ему приходилось придерживать её, чтобы не запутаться ногами и не упасть. Он проскрипел совершенно неслышным голосом:

— Я глава домашней нечисти, домовой Евстигней! Мы знаем, что из себя представляют смертные и как они заботятся о детях. Мы считаем, что волчица поступила опрометчиво, но судить её за это не следует. Мы требуем освобождения!