Книга Я бы на твоем месте - Евгения Пастернак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А расскажи, какой он? – принялась тормошить его Арина. – Высокий? Красивый?
– Очень, – выдавил из себя Тихон.
– Не хочешь о нем говорить? – понимающе кивнула Арина. – Он тебя… отверг?
И это странное «отверг» вдруг очень рассмешило Тихона.
– Нет, – сказал он, давясь от смеха, – не отверг. Он очень классный. И красивый. Просто… он пока не знает, что я в него…
Он снова сбился.
– Что я на него запал, – закончил Тихон уже без улыбки.
– Ты ему скажи. – Арина положила свою ладонь на руку Тихона. – Я уверена, он тебя тоже любит!
Все, что смог Тихон в ответ, это вздрогнуть и перестать дышать.
«Вот же страдает человек, – подумала Арина, – обнять, что ли, для поддержки? Нет, наверное, пока не надо».
– Ну, что ты с декорациями решил? – спросила она.
– Слушай, – выдохнул Тихон, – можно я домой пойду?
– А кино?
– Потом. – Тихон встал и понял, что его ведет в сторону. – Что-то мутит меня…
* * *
– Света! – Арина ворвалась в комнатку театра моды на полном ходу. – Света! Тихон, по ходу, заболел! Что с декорациями делать будем? Там еще половина не дорисована.
– Ну и ладно, – ответила Светлана, невидящим взглядом уставившись в пространство.
– Что значит «ладно»? – обиделась Арина. – У нас же все продумано! Атмосфера! Театр кабуки! Бумажные ширмы…
Последние слова вывели руководительницу театра мод из паралича.
– Бумажные ширмы, – отчеканила она, – противоречат нормам пожарной безопасности. Равно как и бумажные веера. И вообще, восточная атрибутика наводит подростков на мысль о суициде.
Все это было так не похоже на Светлану, что Арина вытаращилась на нее.
– Вы что такое говорите? – прошептала Арина.
– Это не я говорю, – вздохнула Светлана. – Это директор нашего художественного центра говорит.
– Фух! – выдохнула Арина. – Я уж думала, вы свихнулись на почве переутомления! А директору надо все просто объяснить! Показать!
– Не надо, – поморщилась Светлана.
– Ну, не хотите – тогда я объясню.
Арина не успела сделать и шага – Света поймала ее за руку.
– Не ходи, – попросила она. – Ширмы тут так… просто повод.
– Да что случилось? И где все девчонки? У нас же репетиция сейчас!
– Ай, все, – сказала Светлана.
* * *
Арина могла убедить себя в том, что услышала разговор случайно. Но это неправда. Она подслушивала. Сознательно. Бегала за Светланой и ждала, что та позвонит какой-нибудь подруге по телефону. Была у Светланы такая старомодная привычка – болтать по телефону, а не писать, как все нормальные люди. И Арина дождалась. Подкараулила Светлану на обратном пути из туалета.
– Прямо заявил, – говорила Светлана, – или я к нему в постель, или никакого зала на показ.
Арина замерла.
– Я не хочу бороться, – продолжила Светлана. – Я хочу заниматься любимым делом. Где я еще сделаю свою коллекцию?
Светлана всхлипнула.
– Да никого я не провоцировала! – сказала она громко. – Я ему объяснила, что романтические отношения меня не интересуют. И не романтические тоже. А он обиделся. Сегодня утром пошла к нему утверждать смету на наш показ – он все повычеркивал. И сказал, что концепция вызывает сомнения.
Арина начала понимать, что произошло. Последнее время к ним на занятия часто заходил директор Центра – пожилой дядька, отягощенный пузом. Жаловался на жизнь. Звал Светлану на кофе. Потел…
Арина непроизвольно сжала кулаки. Светлана тем временем продолжала всхлипывать в трубку:
– Ничего… Придется, наверное, опять работу искать. Так обидно, только все вытанцовываться начало…
* * *
Арина плохо помнила, что наговорила директору. И когда на нее на следующий день орала Светлана, что нельзя было грубить и она не должна вмешиваться в дела взрослых, Арине нечем было крыть.
Она не помнила, что из того, что она говорила, говорить было нельзя. И насколько была груба, тоже не помнила.
И когда директор утверждал, что она назвала его двугорбым козлом, Арина изумлялась не столько грубости, сколько своей биологической изобретательности.
Если бы Арина сообразила включить диктофон! Директор в конце разговора тоже орал что-то не очень связное, но теперь-то…
Теперь Светлана поливала слезами написанное заявление об увольнении.
– Я бы с ним договорилась! Я бы смогла! А теперь у меня нет другого выхода…
Арина угрюмо повторила, что директор – козел. Светлана не спорила.
Тихон нарисовал двугорбого козла. Светлана даже не улыбнулась.
– Что мы теперь будем делать? – спросил Тихон.
Светлана разрыдалась и вышла.
* * *
Как выяснилось через два дня, увольнение было бы не самым плохим выходом. Директор заявление не подписал. Более того, он сообщил, что Светлана обязана отработать учебный год, что с ней подписан контракт, что у нее в плане стоят мероприятия и никто другой эти мероприятия проводить не будет, у всех остальных своя работа и есть чем заняться.
Светлана пила успокоительные и рыдала. Так проходило уже второе занятие, и Арину это ужасно раздражало. Арина привыкла, что мама все сложности берет напором. Она учила Арину, что, когда в прибое на тебя идет большая волна, нельзя убегать, нужно максимально быстро пойти к ней навстречу, а в критический момент нырять внутрь. Мама так делала всегда. Разворачивалась к проблеме и перла навстречу с каменным выражением лица.
Арина изнемогала, глядя, как Светлана страдает, но ничего не делает. Репетиции показа продолжались, но теперь, вместо вдохновения и веселья, все было пропитано безнадегой.
– Раз уж я должна, то…
– Поскольку меня вынуждают…
– Да сделайте как-нибудь, какая разница…
Девчонки-модели, которые раньше занимались в охотку (а с появлением «художника-гея» вообще воспряли), с каждым днем сдувались все больше.
А за два дня до показа случилась катастрофа.
Они пришли на генеральную репетицию на сцене и обнаружили, что занавес и кулисы пропали. Светлана вышла из своего унылого состояния, бросилась к директору, чтобы сообщить о пропаже, и наткнулась на хладнокровное:
– Так их в стирку отдали. Через две недели вернут.
– Как две недели? – пролепетала Светлана. – Мне же… у меня же показ…
– А что показ? – пожал плечами директор. – Твои модели сопливые ведь по сцене ходить будут? Так сцена на месте.
– Но переодеваться… Они же должны менять наряды… Мы планировали за кулисами…