Книга Месяц надежды - Александр Бушковский

– Не испугалась?

Она гордо повела плечом и ответила:

– Ничуточки. Я девочка городская, повидала таких вот. Даже настроение нисколечко не испортили. Дешевка самая натуральная.

– Вот и молодец! – Он улыбнулся. – Да, действительно, было бы из-за кого нервы тратить. Минут через пять будут наши шашлычки. Я сам осетринку отбирал.

– Алеша, а ты в юности, наверно, часто дрался, да?

Он пожал плечами.

– Да как все. В меру.

– А пистолет тебе зачем? У тебя что, проблемы какие-то?

Алексей засмеялся искренне, весело, ничуть не обидно.

– Ольга Петровна, с тобой не соскучишься. Вот, смотри. – Он достал пистолет, оттянул затвор.

Ольга в оружии совершенно не разбиралась, но знала, что эта штука зовется затвором. Дедушка как-то говорил.

Открылся тоненький, совсем несерьезный на вид стволик, чуть ли не на всю длину зиявший широким пропилом. Потом Алексей нажал что-то, и затвор со щелчком вернулся в прежнее положение.

– А что это значит? – спросила Ольга. – Я в оружии совершенно не разбираюсь, разве что пистолет от автомата отличу.

Он пояснил без тени снисходительности, что ей понравилось:

– Понимаешь, Оля, с таким пропилом он и жвачкой не выстрелит. Это всего лишь кусок железа, которого Уголовный кодекс не касается совершенно. Но пистолет настоящий. В свое время государство деньги делало на таких вот штуках. Оружейные склады у нас громадные, там до сих пор лежит даже то, что в Отечественную использовалось. А то, говорят, и пораньше, в Первую мировую. Ну вот, взяли сообразительные люди кучу пистолетов и револьверов, привели в совершенно нерабочее состояние и сдали в оружейные магазины. Многие покупали. Очень удобная штука. Ты знаешь, что такое виктимность?

– Конечно. Как-никак в универе учусь.

– Так вот, я человек совершенно не виктимный, жизнью проверено. Но в наше времена полезно все же в кармане что-то такое держать. Год будет лежать, не пригодится, а потом – р-раз! И что бы ты без него делал? Сама видела, как действует. Газ, резинки – это все игрушки. Так надежнее. Стрелять в человека сплошь и рядом не обязательно. А вот если он сам будет уверен в том, что сию минуту пулю в лоб получит, то совсем другой расклад образуется.

– И что, приходилось?

Он усмехнулся и ответил:

– Сегодня – третий раз за семь лет. Один раз было дело в Новосибирске. Веселый там, знаешь ли, железнодорожный вокзал. Иду я спокойно, никого не трогаю, подходят двое черных, кажут здоровенный ножик и предлагают отдать все, что нажито непосильным трудом. А там подземный такой переход, место глухое. С пистолетами тогда и патроны продавались, тоже железячки холощеные. Вынимаю я обойму, показываю им и спрашиваю: «Ну что, абреки и кунаки, убедились, что это не газовик и не пугач?» Они тут же, как эта парочка только что, заныли. Дескать, ошиблись, брат, расходимся с миром. Так и разбежались. Они же не резаться или стреляться вышли, лоха хотели облегчить. А второй раз уже здесь. Прямо у машины подпрыгнули ко мне двое гопников. Борсетку, наверное, отжать хотели, ключи от машины или все вместе. Ну, я одному попросту залепил рукояткой в лоб. «Макар», между прочим, почти килограмм весит. Он и улетел в кустики культурно отдохнуть. Второй сам слинял. Так что польза от этой штуковины иногда бывает. Знаешь, читал я где-то, как американских полицаев учат. Говорят им так: «Никогда не ходите и не думайте, нападут ли на вас сегодня или нет, а если да, то когда. Живите с мыслью о том, что напасть на вас могут всегда, в любую секунду. Соответственно, будьте готовы в любую секунду шлепнуть гада». В этом наверняка что-то есть.

– Алеша, а это не чеченцы были?

Он рассмеялся так же необидно и весело, потом ответил:

– Чеченцев в Шантарске полтора человека, а разговоров о них!.. Да и ведут они себя тихо. Между прочим, в этой ситуации держались бы совершенно иначе. Чего у чеченца не отнимешь – он человек гордый, и если дерется, то на полном серьезе. Их можно не любить, но уважать надо. Наши мужики этот настрой крепенько подрастеряли. А ты обратила внимание, что у Сосланбека и Васо лица, скажем так, не вполне славянские?

– Ага. Но они ведь белобрысые. А у Васо глаза и вовсе синие.

– Осетины, – сказал Алексей. – Все четыре брата. Так что ни один чеченец в здравом уме и трезвой памяти сюда на километр не подойдет. У них бог знает с каких времен кровная вражда лютая. Соответственно, ни один осетин в «Терек» не сунется, разве что с пулеметом и с конкретной мыслью. – Он достал сигареты. – И не грузины, конечно. У осетин с ними тоже ох как не айс. Особенно после восьмого года. Не азербайджанцы. Этих я бы узнал. Стопудово армяне. Самая неопасная и несерьезная публика в кавказском списке тех, с кем, возможно, хлестаться придется. Скорее всего, торгаши с Западного рынка. Он весь абсолютно за ними, сама, может, знаешь. Или, вот смех, такие же строители, как и я. В нашем деле армян очень много.

– А интересно, если бы я твоего Сосланбека на помощь позвала?

– Вышел бы четвертый брат, Коста. Я говорил, их тут четверо. Сосланбек директором, Темир – кухарь от бога, Васо, самый молодой, – официант, а Коста вместо швейцара. Скажу так чисто из вежливости. – Алексей засмеялся, покрутил головой. – Не видела ты его. С эту беседку ростом, в плечах соответственно. Сама ведь знаешь, даже в самых приличных ресторанах всякий народ попадается, скандальчики бывают. Тут тоже иногда такое случается. Вот тогда Коста и выходит.

– Он бы их побил?

– Экая ты кровожадная, Ольга Петровна. Косте драться раз в сто лет приходится, когда попадутся вовсе уж законченные отморозки. Он обычно добрым словом обходится. Или вежливенько берет нежелательного клиента за штаны и за шиворот и выносит за ворота. Видел я разок. Зрелище, скажу тебе, занимательное.

– Хотела бы я на это посмотреть, – сказала Ольга, усмехнулась и оглянулась так, словно надеялась, что поблизости возникнет скандал и появится грозный Коста.

Но, судя по звукам, долетавшим до них, в заведении все обстояло пристойно. Да из-за высокой живой изгороди и не видно было беседок, рассчитанных на большие компании.

Алексей перехватил ее взгляд и понял суть дела.

– Зря надеешься, – с улыбкой проговорил он. – Такое тут редко случается. Я за год только раз и видел.

– Значит, осетины. А я раньше как-то и не приглядывалась.

– Осетины – правильные ребята, – сказал Алексей. – Я с ними служил. Вот этих четырех братьев взять. Пашут с весны и до холодов, а потом едут к себе в Южную Осетию, помогают родственникам хозяйства восстанавливать. У них там столько порушено!..

– Они тоже мусульмане?

– Да нет, в основном христиане. Но мусульмане тоже есть. Хотя капелюшка специфики и у христиан есть. Знаешь, как будет по-осетински святой Георгий? Джоргуыба. А если насчет меня, то я по-осетински буду Алыкси. С ударением на «ы».