Книга Трудности белых ворон - Вера Колочкова

***Она тогда угол снимала у какой–то пр.. вырвали и засыхать под ветром бросили. Да и то — знакомых 106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106106

7.

« Я рассчитывал на тебя, Саид…» — голосом красноармейца Сухова произнесла про себя Люся, глядя в спину выходящему из кухни отцу, — я рассчитывал на тебя…»

Она медленно принялась убирать со стола, потом снова тихо опустилась на стул, задумалась: как же она теперь жить будет – одна совсем… Отца она не осуждала. Он прав во всем, у каждого должна быть своя жизнь, собственная, и у него тоже. Глупо же посвящать свою жизнь кому–либо. А тем более – Шурочке. От таких правильно–справедливых мыслей стало почему–то еще хуже. Потому что тяжело, когда тебя бросают. Неважно, почему – ради своей семьи и карьеры, как Глеб, или для устройства собственной жизни, как отец, или по другим каким причинам… Все равно себя жалко. И голова болит, как назло, и плакать хочется, и спать тоже хочется просто безумно. « Не пойду сегодня на работу, спать лягу!» — зло подумала она, вставая из–за стола, — «Обойдется без меня моя адвокатесса. Скажу, что поезд опоздал…»

Она сразу провалилась в сон, как только голова ее коснулась подушки. Казалось бы, и поспала–то совсем ничего…Разбудил ее высокий надрывный голос Шурочки, в котором было все – и отчаяние, и слезы, и возмущение, и страх, и мольба…Шурочка кричала взахлеб что–то о своей неземной красоте и молодости, о положенной ей по статусу мужниной гордости за эту красоту, о своем женском позоре и о его совести – ну что еще другое могла кричать Шурочка, ей богу. Да и отец бубнил ей в ответ что–то совсем уж виновато–невразумительное…

Люся лежала, плотно зажмурив глаза, боясь пошевелиться. Скорей бы уж он уходил, что ли. Тянет резину, объясняет ей чего–то — интеллигент мягкотелый. Что можно ей сейчас объяснить? Она же все равно ничего не услышит. И долго еще не услышит, а может, вообще никогда не услышит…Когда Шурочкина истерика достигла, наконец, слезного своего апогея, Люся не выдержала, резко откинула плед, встала с дивана. Сердце гулко бухнуло в груди, коленки предательски подогнулись, когда она решительно распахнула дверь кухни.

— Люсенька, он уходит от нас! – картинно бросилась к ней Шурочка, размазывая дрожащими руками слезы по опухшему лицу. — Скажи ему, Люся!

Отец сидел на кухонном стуле, низко опустив голову и уперев локти в широко расставленные колени. Между ног у него стояла толстая клетчатая челночная сумка, набитая вещами. «Надо же, и сумку уже припас, готовился, наверное », — со злобой подумала Люся, — « Тоже мне, замыслил он побег, с челночной сумкой наперевес…»

— Мам, пойдем, тебе умыться надо! Смотри, уже и тушь потекла…Да и вообще, от слез лицо портится, морщины появятся… Пойдем!

Обняв за плечи, она повела рыдающую Шурочку в ванную, на ходу многозначительно показывая отцу глазами в сторону прихожей. Он кивнул ей быстро и благодарно, стал тихо пробираться к выходу, волоча за собой свою дурацкую сумку. Почему–то громко хлопнул, уходя, входной дверью, а может, случайно получилось…

— Ушел! – выскочила из ванной умытая Шурочка. – Люся, он ушел! За что?

За что он со мной так? – снова истерически запричитала она, заламывая руки.

« Ну, и что я теперь с ней буду делать?» — с тоской подумала Люся, — « Нет у меня никаких сил с ней возиться! Меня и саму бросили, между прочим…»

— Ты поплачь еще, мам. Наверное, так надо… — неуверенно произнесла она, с жалостью глядя на Шурочку. – А может, ты есть хочешь? Или чаю горячего выпьешь?

— Ты же прекрасно знаешь – я не пью чай! – сквозь слезы капризно проговорила Шурочка, — от него портится цвет лица! Лучше пойду прилягу…

« Уф–ф, слава тебе, господи! Раз про цвет лица вспомнила — жить будет…», — с облегчением констатировала Люся, провожая ее глазами. — « А где у нас Фрам? Что–то его не видно…»

Она нашла собаку в своей комнате. Фрам, прижав уши и тихо поскуливая, забрался глубоко под диван, только слегка подрагивающий хвост его торчал наружу. « Ты чего, дурачок, испугался?», — встав на коленки и заглядывая под диван, проговорила ласково Люся. – « Шурочка громко кричала, да? Ничего, бывает. Не бойся. Пойдем лучше погуляем! Отец наверняка забыл, не до тебя ему было. Сейчас вообще только со мной гулять будешь… Привыкай, дружочек. Пошли, пошли, не бойся…»

Она быстро оделась, нацепила на Фрама ошейник, заглянула в комнату к матери. Шурочка лежала на кровати, вытянувшись в струнку, изредка всхлипывала. На лицо она уже успела наложить толстым слоем коричневую маску из чего–то непонятно жирного

и блестящего. « Фу, гадость какая…» — поморщилась Люся. – «Если взять немного гуталину, и добавить в него машинного масла…», — вспомнились ей их с отцом недавние упражнения. – «Теперь сама с собой играть буду, пока с ума не сойду…» — вздохнула она и тихо прикрыла за собой дверь.

— Пошли уже, пошли… — выпуская скулящего Фрама, грустно улыбнулась девушка. — Ничего, ребятки, устроимся как–нибудь. Ты погуляешь, Шурочка успокоится… Вы у меня хорошие ребятки, послушные…

Отстегнув поводок в небольшом скверике у дома, Люся устроилась верхом на спинке скамейки, вросшей наполовину в грязный снег, съежилась, сунув руки в рукава куртки. Сразу накинулся на нее злющий февральский ветер, норовя пробраться под накинутый на голову капюшон, морозя поджатые коленки. Холодно… На душе тоже

было холодно. Ей казалось, что она, душа, тоже замерзает внутри нее, превращается в маленькую ледышку и скоро упадет ей под ноги, разбившись на тысячи мелких осколков. И тут же пожалела она почему–то, что не оставила свой телефон тому занятному парню из ночного поезда – сейчас уже названивал бы ей, наверное, рассказывал вовсю свои байки про ее природную замечательную самость, так похожую на теплый розовый камень…Или про лампочки бы свои рассуждал – тоже очень забавно…

Люся зачем–то прислушалась к себе, будто тоже решила обнаружить внутри некую лампочку — даже от холода трястись перестала. Внутри, конечно же, ничего такого не обнаружилось. Лежит там бедная Шурочка, обрыдалась вся насквозь, а ей и домой даже идти не хочется, и жалеть ее почему–то совсем не хочется… А надо…

Она спрыгнула со скамейки, потопала замерзшими ногами, громко позвала Фрама. Он тут же послушно вырос перед ней из темноты, завилял хвостом, подставляя ошейник.

«Сейчас приду домой, согреюсь и сама этому парню позвоню, время еще не совсем позднее », — решила она, бегом направляясь к дому, — « Устрою себе еще один сеанс психоанализа! По телефону–то он ведь тоже вроде как халявный получается. Только вот вспомнить бы, куда я бумажку с его номером запихнула…»

8.

— Да ладно тебе, Люсь! Подумаешь, трагедия – отец ушел! Не умер ведь… Ты ж не маленькая уже, проживешь и без отца! Я вот всю жизнь без отца прожил, и ничего! – шептал в трубку ее новый знакомый.

— А ты почему шепчешь? Разговаривать не можешь?

— Могу, только тихо… Бабка Нора недавно уснула, будить не хочется. Она и без того бессонницей мучается…