Книга Междумир - Нил Шустерман

— Ну да, по большей части.

Девочка в тесных джинсах перевела взгляд на Любистка, заинтересовавшись и его одеждой тоже.

— Ты не Зелёныш.

— С чего ты взяла? — оскорбился Любисток.

— В городе он новичок, — пояснила Алли. — Перешёл, должно быть, уже довольно давно, но всё равно, можно сказать, он ещё Зелёныш.

Мимо них просвистел большой мяч, за которым неслась орава малышей. Мяч улетел с площади и угодил на улицу, полную живых людей.

— Держи его! — закричал один из малявок. — А то сейчас уйдёт в землю!

Другой сорванец кинулся в гущу несущихся по улице автомобилей и схватил мяч, уже начавший просачиваться сквозь асфальт. На мальчишку налетели два такси и автобус, но он не обратил на них ни малейшего внимания, пронизал собой багажник такси и как ни в чём не бывало побежал обратно, к мраморной площади.

— Помнишь, чему тебя мама учила? — обратилась к Алли девочка с косичками. — Насчёт того, что нельзя выскакивать на мостовую под колёса транспорта? Ну так вот, здесь на это можно начихать.

— Кто тут у вас главный? — осведомился Ник.

— Мэри, — ответила Косичка. — Вам надо к ней. Она обожает Зелёнышей. — И, помолчав, добавила: — Мы все когда-то были Зелёнышами.

Ник тронул Алли за плечо:

— Смотри!

Теперь почти все ребята, находившиеся на площади, заметили новоприбывших.

Многие прекратили играть и уставились на чужаков, не совсем уверенные, что делать. Из толпы выступила девушка с длинными белокурыми волосами, спускающимися чуть ли не до самых пяток. На ней была цветастая рубашка и брюки с такими обширными клешами, что они тянулись за ней по земле, словно шлейф свадебного платья. Хиппи из 60-х годов. Без сомнения.

— Только не говори мне, что тебя зовут Саммер и тебе бы хотелось знать, кайфовые мы или нет[15].

— Меня зовут Мидоу[16], и я больше не говорю «кайфовый». Надоело, что надо мной вечно стебутся.

— Тебе прямо жизненно необходимо оскорблять каждого встречного? — прошипел Ник, обращаясь к Алли, и повернулся к Мидоу. — Меня зовут Ник. Это Любисток. А эта невоспитанная девица — Алли.

— Я не невоспитанная! — возмутилась та. — Я непосредственная. Пыталась пошутить. Существенная разница.

— Да фиг с ним, — отмахнулась Мидоу. Грубо. Уж лучше бы она продолжала говорить «кайфовый». — Пошли, отведу вас к Мэри. — Тут она опустила взгляд. — Это что за стрёмные штуки у вас на ногах?

Они тоже посмотрели на плетёнки из веточек и стеблей травы, торчащие из-под подошв их башмаков.

— Землеступы, — пояснил Ник. — Наподобие снегоступов. Чтобы не проваливаться сквозь землю. Понимаешь?

— Хм. Клёво, — заценила Мидоу. — Но они вам больше не понадобятся.

Друзья сняли землеступы и пошли вслед за Мидоу через площадь по направлению к башне номер один. Проводив их взглядами, ребятня вернулась к своим играм.

В центре площади бил фонтан, и когда они проходили мимо, Мидоу обернулась.

— Не хотите загадать желание? — спросила она. На дне фонтана под толщей мерцающей воды посверкивало множество монеток.

— Что-то не хочется, — ответила Алли.

— Мэри говорит, что каждый Зелёныш, пришедший сюда, должен загадать желание.

Ник уже шарил в кармане.

— У меня нет монетки, — сказала Алли.

Мидоу лишь тонко улыбнулась.

— Конечно, есть.

Чтобы доказать обратное, Алли вывернула карманы:

— Убедилась?

— А в задних ты смотрела?

Алли вздохнула и порылась в задних карманах, заранее зная, что там пусто — она никогда ими не пользовалась. Тем больше она удивилась, когда обнаружила монетку. Даже хулиганьё Джонни-О не нашло её. Хотя, конечно, она тогда одарила их таким зверским взглядом, что они не отважились пощупать её зад.

— Чудеса, — протянула Алли, глядя на монетку.

— Ни фига. — Мидоу послала ей улыбку в духе любвеобильных хиппи. — Люди тратят столько бабок при жизни, что у каждого должна заваляться хотя бы одна монета после смерти.

— У меня тоже когда-то была монета, — уныло сказал Любисток. — Но её спёрли.

— А, да фиг с ним, всё равно — загадай желание, — отозвалась Мидоу. — Мэри говорит — у каждого желания есть шанс исполниться. Кроме одного.

Ник бросил в фонтан свою монету, Алли последовала его примеру. Она загадала желание — то же, что и все Зелёныши: снова стать живой. Это и было то единственное желание, которое никогда не исполнялось.

Как только их воплощённые в монетах желания присоединились ко всем прочим, лежащим на дне фонтана, Мидоу вновь повела их к башне номер один. Любисток, как заправский турист, задрал голову кверху, туда, где башни упирались в небо. Он напрочь отказывался опустить взгляд на грешную землю, и потому то и дело налетал на других ребят.

— И как они только держатся? — спросил он. — Такие высокие! Почему они не падают?

Алли не была плаксой, однако, как выяснилось, она плакала по крайней мере раз в день с момента своего прибытия в Междумир. Иногда слёзы вызывало осознание того, как резко переменилось её существование; в другое время — глубокая тоска по родным и близким. Но сегодня она расплакалась совсем не поэтому. Слёзы сами собой полились из глаз.

— Да что это с тобой? — недоумевал Любисток.

Ну как ему объяснить?

Она не была даже уверена толком, почему плачет. Были ли это слёзы радости оттого, что это место оставило по себе неувядающую память, обеспечившую ему вечное пребывание здесь, в Междумире? Или оттого, что вид башен напоминал о потерях, понесённых в тот страшный день, когда здания умерли ужасной, насильственной смертью и перенеслись сюда из мира живых? Столько душ отправилось туда, куда уходят все, когда их время ещё не пришло…

— Так нельзя, — проговорила Алли. — Дети не должны играть здесь. Это… это всё равно что плясать на могиле.

— Нет, — возразила Мидоу. — Это то же самое, что возлагать цветы на могилу. Мэри говорит: чем больше радости мы приносим в это место, тем больший почёт мы ему оказываем.

— А кто такая эта Мэри? — спросил Ник.

Мидоу покусала губы, соображая, как бы получше объяснить.