Книга 1612 год - Руслан Скрынников

В соответствии с местническими порядками, право заседать в думе имел ограниченный круг представителей знатных фамилий. издавна входивших в думу. Отступления от этого правила были достаточно редкими. В думе Лжедмитрия в подавляющем большинстве заседали члены старых думных фамилий.

Боярская дума осталась по составу органом высшей аристократии, при этом представительство знати в думе значительно расширилось. Список «сената» позволяет выделить те группы Государева двора, на долю которых достались наибольшие милости монарха.

Некогда Федор Мстиславский наголову разгромил самозванца, но тот простил его и сохранил за ним пост главы думы. Царь Борис запретил Мстиславскому жениться, рассчитывая после смерти князя забрать его обширный удел в казну. Лжедмитрий не жалел усилий, чтобы снискать дружбу первого из бояр. Он подарил вельможе старый двор Бориса Годунова в Кремле, пожаловал ему огромную вотчину в Веневе, наконец, женил на своей мнимой тетке из рода Нагих.

Отрепьев вернул из ссылки и пожаловал боярство князю Ивану Воротынскому, долгие годы бывшему не удел. С Мстиславским Воротынского роднило то, что его предки приехали из Литвы.

Предки Отрепьева были выходцами из Литвы. В Речи Посполитой самозванец пользовался покровительством литовской знати. Будучи ставленником короля, он и в Москве пытался сделать ставку на знать литовского происхождения. Этой знати он жаловал чины, не считаясь с возрастом и службами. Широкое представительство в думе получили Гедиминовичи Патрикеевы: Голицыны (четыре боярина), Куракины (три боярина), а также Трубецкие (двое бояр).

В составе Государева двора литовская знать числом далеко уступала суздальской знати. В дворовых списках Грозного значилось 286 князей Суздальских-Шуйских, Ростовских, Ярославских и Стародубских. Из них 17 носили думные чины. К суздальской знати Расстрига благоволил значительно меньше, чем к литовским родам. Трос Шуйских поначалу были изгнаны из думы и лишь со временем возвращены туда. Согласно польскому списку в думе числились мечник Скопин, Ростовские (один боярин), Ярославские (один боярин и два окольничих) и Стародубские князья (один боярин, один окольничий). Представительство суздальской аристократии в думе не соответствовало ее численности и политическому влиянию.

Старый боярин Михаил Катырев-Ростовский, противник «вора», находился в Новгороде и не был упомянут в сенатском списке. В думу не были допущены ни Лобановы-Ростовские, ни Троекуровы-Ярославские, ни Хилковы-Стародубские, представители старших ветвей княжеских домов.

Опала царя Бориса сокрушила Романовых и отняла у них надежду занять трон. Из старших Романовых уцелел, кроме Филарета, один Иван Никитич. Самозванец пожаловал ему боярство, но отвел в думе одно из последних мест. Лжедмитрий осыпал милостями Романовых после того, как положение его стало шатким. С запозданием, 31 декабря 1605 г., Лжедмитрий I повелел перевезти и похоронить в родовой усыпальнице тела Романовых, умерших в ссылке. Филарет Романов смог покинуть Антонисв-Сийский монастырь.

Филарет был деятелен и честолюбив. Самозванец побоялся оставить его в столице и отослал в Троице-Сергиев монастырь, где старец жил до апреля 1606 г. Лишь в последние недели правления Отрепьев вновь вспомнил о «родственнике».

Лжедмитрий не церемонился с духовенством: он отправил на покой Ростовского митрополита Кирилла, а митрополичью кафедру тут же передал Филарету Романову.

По словам архиепископа Арсения, самозванец будто бы намеревался вернуть Романова в Боярскую думу. Через греков Игнатия и Арсения и «синод» он якобы передал Филарету необычное предложение: сложить с себя монашескую одежду, надетую на него силой, вернуться в мир и принять жену. Арсений закончил мемуары вто самое время, когда отец царя Михаила Романова вернулся из Польши в Москву. Рассказ Арсения имел очевидной целью прославить подвиг Филарета. Сообщив об отказе Филарета вернуться в мир, Арсений без всякой паузы замечает, что «царь» и патриарх снова пригласили Романова и посвятили его в сан Ростовского митрополита. Известно, что Филарет получил сан митрополита лишь в мае 1606 г.

Самозванец не оставил своими милостями даже малолетнего сына Филарета. В царской казне хранились «посохи… рога оправлены золотом с чернью». Согласно казенной описи, один посох был снабжен ярлыком, «а по ерлыку тот посох Гришка Отрепьев Рострига поднес… Михаилу Федоровичу».

Из старомосковской знати в думе сидели двое бояр Шереметевых, несколько Морозовых (Салтыковы, Шеин, Морозов), двое Плещеевых.

«Государь» переусердствовал в стремлении утвердить свое родство с Нагими. Он посадил их в думе выше Голицыных, Шереметевых, Романовых, что вызвало негодование знати.

Отрепьев усвоил роль государя кроткого и милосердного. Его амнистии должны были покончить с воспоминаниями об убийстве членов семьи Бориса Годунова и жестоких преследованиях его родни. Михаил Сабуров храбро защищал от «вора» Астрахань. Государь не только простил его, но и пожаловал в бояре. Сабуровы и Вельяминовы, отправленные с семьями в изгнание, были все возвращены на службу.

Государь милостиво объявил о прошении Годуновых и назначил их воеводами в Тюмень, Устюг и Свияжск. Самые ревностные сторонники царя Бориса один за другим получали назад думные чины и служебные назначения.

Самозванец четко уловил настроение общества. Не только дума, но и все население отвергало опричные методы управления. Время опричных кровопролитий миновало.

Секретари и стража

Отрепьев усвоил доктрину, которую охотно излагал ближним людям и придворным. «Два способа у меня к удержанию царства, — говорил он секретарю Бучинскому, — один способ быть тираном, а другой — не жалеть кошту, всех жаловать; лучше тот образец, чтобы жаловать, а не тиранить».

Главная проблема, с которой столкнулся Лжедмитрий, заключалась, конечно же, не в том, казнить или жаловать подданных. Гражданская война и появление двух царей в государстве поколебали систему самодержавной власти. Отрепьеву предстояло решить вопрос, каким путем можно возродить великолепие и мощь самодержавия.

Иван Грозный, негодовавший на «самовольство» бояр, пытался искать опору у бюрократии, появившейся в России вместе с приказной системой управления. Курбский желчно бранил царя за то, что тот, не доверяя знати, вершит дела с «худородными» писарями или дьяками.

Лжедмитрий пытался использовать те же средства, что и его мнимый отец. Впрочем, его бюрократия имела свои отличительные черты. В ближайшем окружении самозванца преобладали «секретари» поляки.

Будучи в Самборе, Лжедмитрий заключил договоре Юрием Мнишеком как царевич. При этом он обещал подтвердить соглашение, когда займет царский трон: «И мы то все… в канцрерии нашей… напишем и печать свою царскую к тому приложим». Личная Канцелярия «царевича» стада действовать уже в период московского похода, но окончательно сложилась в Москве.

В числе «ближних» людей Лжедмитрия были капитаны Мацей Домарацкий, Михаил Склиньский, Станислав Борша, личные секретари царя Ян Бучинский, Станислав Слоньский, Липницкий. Доказывая щедрость «Дмитрия», Бучинский сослался на исключительно высокие оклады Склиньского и его самого — Бучинского. После переворота Исаак Масса перечислил имена «самых важных убитых» поляков: Склиньский, Вонсович, Домарацкий Старший, Липницкий, Иваницкий. Те же лица названы в Дневнике Мнишека. Поляк Немоевский составил «Список главнейших лиц нашего народа… наперед слуг великого князя», убитых во время мятежа. В списке фигурирует примерно тот же круг лиц. В нем и следует искать членов польской Канцелярии.