Книга Несостоявшаяся ось: Берлин - Москва - Токио - Василий Молодяков

Вернувшись из Берлина, Молотов 18 ноября пригласил Татэкава. Поездка наркома немедленно вызвала несчетное количество слухов, которые без устали опровергал ТАСС. Особенно интересны два примера. Агентство Юнайтед Пресс передало, что «Япония достигла соглашения с Советским Союзом, определяющего сферы влияния на Дальнем Востоке и предусматривающего прекращение помощи Чунцину со стороны Советского Союза». Газета «Нью-Йорк уорлд телеграмм» утверждала, что Татэкава предложил СССР «всю или часть Британской Индии, если Советский Союз присоединится к коалиции трех держав», а также попросил «об уступке Восточной Сибири Японии».[597] ТАСС имел все основания заявлять, что «утки» газетчиков (а может, разведчиков?) не соответствуют действительности, но дыма без огня не бывает. Легко представить себе, как волновались дипломаты, читая подобные сообщения и опровержения на них. Конечно, волновался и Татэкава. Наверно, не мог дождаться, когда же сможет увидеться с Молотовым.

И тут снова не обойтись без длинных цитат – документы со всей очевидностью проясняют то, что так долго затемняли пропагандисты и работавшие на пропаганду историки. Теперь Москва не только продолжала деловой разговор, но и назвала цену.

«Сославшись на свои беседы в Берлине, – сообщал Молотов Сметанину, – я сказал, что из бесед с Риббентропом мне стало известно, что Япония действительно готова сделать шаг вперед в деле улучшения советско-японских отношений и готова пойти на широкое совещание с СССР, и тем самым у меня отпали сомнения, которые я раньше имел насчет действительного желания японского правительства улучшить отношения с СССР. Я сказал Татэкаве, что от Риббентропа мне стало известно, что Япония готова признать сферой интересов Советского Союза Внешнюю Монголию и Синьцзян, а также готова пойти навстречу СССР в вопросе о ликвидации японских концессий на Северном Сахалине. Однако заявил я, последнее предложение японского правительства о пакте ненападения может вызвать известные затруднения со стороны самой же Японии. Дело в том, что, как известно, заключение пакта о ненападении с Германией в 1939 году привело к тому, что СССР вернул ряд территорий, ранее утерянных нашей страной, а потому общественное мнение нашей страны заключение пакта о ненападении с Японией также, естественно, будет связывать с вопросом о возвращении утерянных территорий. Если поставить вопрос о заключении пакта о ненападении между СССР и Японией, то обязательно встанет и вопрос о возвращении Советскому Союзу таких утерянных ранее территорий, как Южный Сахалин, Курильские острова и уже во всяком случае на первый раз как минимум встанет вопрос о продаже некоторой группы северной части Курильских островов».

Надо сказать прямо: тут Сталин и Молотов явно зарвались. Можно задуматься о «наивности» советских руководителей, полагавших, что Япония расстанется хотя бы с частью своей территории, тем более полученной в ходе победоносной войны, которой она продолжала гордиться. Может, какие-то земли или «интересы» в Китае она бы и уступила, но то, что было взято с боем, только с боем можно было получить обратно. По крайней мере, в таком положении, которое существовало на тот момент.

Но Сталин и Молотов все-таки старались придерживаться принципов Realpolitik: понимая изначальную неприемлемость такого варианта для Японии, они припасли запасной.

«Если Япония считает целесообразным поднимать эти территориальные вопросы, то тогда можно будет говорить относительно заключения пакта о ненападении, но так как я не уверен, что Япония будет считать это целесообразным, то со своей стороны считаю возможным сейчас [Значило ли это «сейчас», что территориальные проблемы все равно остаются, но решение их откладывается на будущее?] не будоражить много вопросов, а заключить вместо пакта о ненападении пакт о нейтралитете и подписать отдельно протокол о ликвидации японских нефтяной и угольной концессий. При этом я указал, что пакт о нейтралитете с одной стороны достаточен для того, чтобы сделать серьезный шаг в деле улучшения японо-советских отношений, а с другой стороны он обеспечивает все необходимое для развязывания рук Японии для ее деятельности на Юге. Я пояснил, что в случае заключения пакта о нейтралитете не потребуется ставить таких вопросов, как вопрос о Внешней Монголии, где и базируются наши войска, и о Синьцзяне, постановку которого мы считаем нецелесообразным [История советского военного и политического присутствия в Синьцзяне еще ждет своего исследователя, однако как минимум до середины 1990-х гг. все документы по этому вопросу из «особых папок» Сталина и Молотова продолжали оставаться засекреченными. Интересно, почему?], а также вопросы о возврате утерянных нами территорий».

После этого Молотов вручил послу свой проект пакта.

«Статья 1. Обе договаривающиеся стороны заявляют, что будут поддерживать мирные и дружественные отношения и взаимно уважать территориальную целостность.

Статья 2. В случае, если одна из договаривающихся сторон окажется объектом военных действий [Обратим внимание: просто «военных действий», а не «агрессии» или «нападения».] со стороны одной или нескольких третьих держав, другая договаривающаяся сторона будет соблюдать нейтралитет в продолжение всего конфликта.

Статья 3. Настоящий Пакт о нейтралитете вступает в силу немедленно со дня его подписания и сохраняет силу в течение пяти лет. Если ни одна из договаривающихся сторон не денонсирует пакт за год до истечения срока, он будет считаться автоматически продленным на следующие пять лет.

Статья 4. Настоящий пакт подлежит ратификации в возможно короткий срок. Обмен ратификационными грамотами должен произойти в . Пакт вступает в силу немедленно после его подписания».[598]

Протокол о ликвидации концессий, который предлагалось подписать одновременно с пактом, предполагал следующее (в изложении Молотова):

«1) Японская нефтяная и угольная концессии на Северном Сахалине ликвидируются, а соответствующие концессионные договоры от 14 декабря 1925 года аннулируются. Имущество концессионных предприятий переходит в собственность СССР.

2) Советское правительство согласно выдать концессионерам за сделанные ими вложения справедливую компенсацию.

3) Советское правительство согласно гарантировать японскому правительству поставку нефти в течение 5 лет около 100 тысяч тонн ежегодно».

Разумеется, Татэкава не имел необходимых полномочий, чтобы принять или отвергнуть проект: «не возражая против предложения о заключении пакта о нейтралитете, заявил, что, по его мнению, этот пакт также может улучшить японо-советские отношения». Сославшись на необходимость дождаться официального ответа из Токио, посол только «высказал личное мнение о желательности увеличения размера ежегодной поставки нефти до 200 тысяч тонн, что позволило бы ему с большим успехом рекомендовать японскому правительству принять мои предложения».