Книга Хатшепсут. Дочь Солнца - Элоиза Джарвис Мак-Гроу

— Добро, если бы это случилось только один раз, — сказал им Анпу. — Но — помоги мне Амон — теперь это происходит каждую неделю.

— Ну, — поторопил Интеф, — дальше, дальше! И что же ты делаешь?

— Друг мой, а что я могу делать? — Анпу беспомощно развёл руками. — Я выдаю ему припасы... и умоляю ничего не говорить царице.

— Ага! Естественно! — ликующе выдохнул Интеф.

Двое остальных посмотрели на него с опаской.

— Значит, ты считаешь естественным, — прошептал Анпу с проблеском надежды в голосе, — делать то, что он приказывает?

— Да, считаю. — Интеф поднялся на цыпочки и обвёл взглядом сад, в котором они стояли. Удостоверившись, что поблизости нет ни души, он вполголоса продолжил: — У меня тоже было нечто подобное — три года назад. Только в моём случае повторения не требовалось. — Он нагнулся и перешёл на шёпот: — Знаете, кого мы вот уже три года по приказу Его Высочества выращиваем в Западных Оазисах? Лошадей. Жеребцов для армии. Царица об этом ещё ничего не знает.

В тот же год ветреным солнечным утром через неделю после праздника Высокого Нила Фивы потрясла весть о новом зловещем предзнаменовании. Накануне вечером визирю и Верховному жрецу Амона Хапусенебу, сидевшему за обедом, принесли письменное послание. Он встал и вышел в залитый лунным светом сад, где полчаса спустя был найден с торчавшим в горле кинжалом.

Во время допроса слуга, который доставил послание, кричал в голос, что депешу ему передал начальник лучников — он-де ясно видел значок на кожаном браслете незнакомого стража, когда проводил его в сад и попросил подождать. Больше ничего от него добиться не удалось; но поскольку с тех пор, как Ма-ке-Ра распустила телохранителей и в Египте никакого начальника лучников не существовало, его показания только запутали дело.

Общее мнение фиванцев склонялось к тому, что убийство было совершено хефт, поскольку, как ни странно, на месте преступления не было обнаружено никаких признаков борьбы. Мёртвый Хапусенеб тихо лежал на берегу пруда с лотосами, его одежда была в безупречном порядке, драгоценности оставались нетронутыми, а черты лица — такими же спокойными и невозмутимыми в смерти, какими они были в течение всей его жизни.

Рано утром Хатшепсут узнала эту новость от Сенмута. Через два часа она сидела у огромного золотого щита в Зале совета с Двойной короной на лбу, держа под рукой Красную и Белую. Царица знала, зачем она здесь — следовало назначить нового визиря. Приближённые предлагали кандидатуры, советовались и спорили между собой уже около часа. Она не пыталась прислушиваться к их разговорам. Что-то бормотал один голос, потом второй, за ним третий, а она думала только о том, что все эти люди ей чужие. Новые голоса, новые лица... Всё новое. Куда ушли старые, ушли так быстро, всего за несколько лет, исчезли, как клуб дыма, унесённый ветром ещё до того, как его заметили? Когда она задумывала свои обелиски, всё было как всегда. А теперь Инени умер, Нехси умер, Хапусенеб умер; Футайи был глубоким стариком, заговаривался, всё время вспоминал своё детство и был так слаб, что не мог встать с кровати. А Сенмут...

Она медленно повернула голову и посмотрела на Сенмута. Он стоял у златотканой портьеры, так же, как она, молча следил за остальными, и на его лице было непонятное насмешливое выражение. Шитый серебром платок, прикрывавший его голову, напомнил Хатшепсут об их первой встрече.

На мгновение комната исчезла, сменившись пустыней, и Хатшепсут вновь очутилась в маленьком заброшенном святилище. Она сидела на каменной скамье и снизу вверх смотрела на жилистого молодого человека с дерзкими, насмешливыми чёрными глазами, благоухавшего вином и заставлявшего её ощущать странное возбуждение. Они говорили о храме. Даже в тот первый день они говорили о храме.

Хрупкое воспоминание исчезло, словно уничтоженное её собственным дыханием. Она пошевелилась, села немного прямее и попыталась прислушаться к приближённым. «Он ничего не таит от меня, — думала она. — Разве такое возможно? Он ничего не делает против моей воли, он живёт только для того, чтобы служить мне. Кроме того, он любит меня. Он любит меня».

— Если Ваше Величество соблаговолит подумать о достоинствах его превосходительства Рамосе из Мемфиса — молодого, энергичного человека блестящего ума, прямого потомка правителей Мемфиса и уже имеющего опыт управления своим номом...

Хатшепсут мрачно посмотрела на молодого Пьюмра и позволила ему говорить. Она уже решила, кто будет следующим визирем — старый Нибамон, который был хранителем Тронного зала при Ненни. Он не слишком много знал об обязанностях визиря, но лицо этого человека было, по крайней мере, ей знакомо, знакомо и узнаваемо. Сенмут сумеет наставить его, как он всегда наставлял Хапусенеба. Если называть вещи своими именами, Сенмут уже много лет исполнял обязанности визиря.

Она снова посмотрела на Сенмута и на этот раз увидела его глаза — всё те же дерзкие, искрящиеся насмешкой чёрные глаза, хотя тело его стало вялым и тучным, а лицо морщинистым, как выветренная гранитная плита. Они обменялись взглядами, и взгляд Сенмута подтвердил решение, как всегда, принятое обоими ещё до прихода в Зал совета. Так продолжалось уже много лет. Внезапно Хатшепсут охватили тепло и уверенность в себе. Она резко подняла руку, заставив замолчать что-то бубнивших незнакомцев, которые думали, что имеют право давать ей советы.

— Моё Величество, — объявила она, — назначает новым визирем его превосходительство Нибамона и введёт его в должность через три дня, считая с сегодняшнего, во время ежемесячного праздника Солнца.

Царица улыбнулась и быстро заморгала, пытаясь подавить неожиданно ударивший внутри фонтан пузырьков. Она безмятежно смотрела поверх голов приближённых. Те молчали, но их молчание было враждебным. Не важно. Она и не ожидала, что эти люди одобрят её выбор, она ожидала, что они послушаются. И они послушаются, послушаются. Она Ма-ке-Ра, и она носит корону.

Её рука двинулась словно сама собой, нащупала край Белой короны и крепко стиснула его, в то время как другая рука нашла Красную. В отдалённом уголке сознания, словно шепчущий из тени хефт, прозвучал протяжный голос Ненни: «Это корона. Ей должно повиноваться, понимаешь? Это их собственная выдумка».

— Совет окончен, — громко сказала Хатшепсут, чтобы заглушить этот голос.

Она поднялась, посмотрела на нарочито бесстрастные лица и ещё раз кивнула, подтверждая свою волю. Затем она покинула зал совета, окружённая свитой, держа в каждой руке корону. Пусть хоть все лица будут новыми, это не имеет значения. Она правила всем миром... и при ней ещё оставался Сенмут.

В честь назначения нового визиря народу задали пир, помогая ему забыть о странной смерти бывшего. Приём во дворце был более пышным, чем обычно, а слухи на рыночной площади постепенно угасали, хотя беспокойство оставалось. И лишь тысячи не имевших лица деревенских жителей могли заглушить свои страхи монотонной работой. Вода сходила с полей, и крестьяне готовились сеять зерно. А потом им предстояло до бесконечности таскать воду в глиняных кувшинах, как они делали это две тысячи лет и должны были делать ещё две тысячи независимо от того, сколько за это время придёт и уйдёт Великих. Их Верховным жрецом и самым близким собеседником был Нил; дни их двигались медленно, приближая не то К неведомой катастрофе, не то к неведомой радости, под неизменные скрип водяных колёс, жужжание мух и полыхание солнца.