Книга Экспансия-3. Аргентинское танго - Юлиан Семенов

— С вас девяносто восемь центов.

Клиент протянул десятидолларовую банкноту. Лайл вспомнил о циркуляре, в котором просили сверять номера банкнот со списком, в котором были отмечены билеты, входившие в сумму выкупа за ребенка Линдберга. К несчастью, выцветший и потрепанный список давно выбросили в урну.

Когда Лайл рассматривал деньги, клиент улыбнулся и сказал с иностранным акцентом:

— Это настоящие деньги, их примет любой банк.

Лайл зашел в контору, выписал квитанцию и вернулся со сдачей; когда автомобиль отъехал, Лайл, тем не менее, нацарапал на банкноте номер машины штата Нью-Йорк: 49-13-41; около полудня пошел в банк, чтобы положить на свой счет утреннюю выручку…

…Через несколько минут лейтенант Финн уже звонил в отдел регистрации автотранспорта Нью-Йорка.

— Хозяина зовут Рихард Хофманн, — ответили ему. — 1279, Запад, улица 222, Бронкс.

На рассвете следующего дня лейтенант Финн с отрядом лучших агентов федеральной полиции расположились за деревьями в северо-западной, лесистой зоне Бронкса, рассматривая в бинокли маленький, скромный двухэтажный домик коричневого цвета.

В девять часов утра какой-то человек вышел из двери; Финн приложил к глазам бинокль. Человек был среднего роста, крепкого сложения, у него были очень длинные ноги; внешность совпадала с описанием «Джона», получившего выкуп. Пройдя несколько шагов до гаража, закрытого на висячий замок, человек открыл его; через минуту из гаража выехал темно-голубой «седан-додж».

Агенты и полицейские Финна бросились к своим машинам. Растянувшись на три километра, колонна полиции следовала за «доджем». Когда они подъехали к авеню Тремонт, где было легко затеряться, поливочная машина вынудила «додж» сбавить скорость. Один из полицейских обогнал Хофманна, прижал его к обочине; открыв дверцу «доджа», сержант ворвался на переднее сиденье и, приставив дуло пистолета к боку водителя, приказал:

— Тормоз! Руки вверх!

Во время обыска агент вытащил из заднего левого кармана Хофманна бумажник; там была ассигнация в двадцать долларов; номер сразу же сверили со списком денег, выплаченных в качестве выкупа за сына Линдберга; он там фигурировал.

— Откуда у вас эта банкнота, Хофманн? — спросил Финн.

— А у меня таких много, — спокойно ответил тот.

— Где они?

— Дома. В железной коробке, дома.

Однако в коробке нашли только шесть золотых монет по двадцать долларов каждая.

— Речь ведь шла об ассигнациях, — заметил Финн, — а не о монетах.

— Золото — есть золото, — ответил Хофманн. — Это то, что я называю ассигнацией… Я говорил именно об этом.

…Вообще, в квартире нашли мало из того, что хоть отдаленно могло скомпрометировать Хофманна: лишь несколько карт, которые бесплатно раздаются на заправочных станциях, — штат Нью-Джерси, где находился дом Линдбергов, и Массачусетс — там, по словам «Джона», в прибрежных водах на яхте должен был находиться ребенок.

Однако во время обыска агент Сиск заметил некоторые особенности в поведении Хофманна: хотя тот был совершенно равнодушен, в моменты, когда считал, что на него никто не обращает внимания, приподнимался со стула и поглядывал в окно.

— Что вас там интересует? — спросил его Сиск.

— Ничего, — ответил Хофманн, испуганно сжавшись.

Сиск посмотрел в окно, не заметив ничего примечательного, кроме разве гаража. Из окна спальни к крыше гаража тянулся провод. Хофманн объяснил, что провод составляет часть системы сигнализации, которую он установил: «Отпугнет воров, если попытаются украсть машину». Чтобы продемонстрировать работу, он нажал кнопку рядом с кроватью: гараж осветился.

— Вы там прячете деньги? — спросил Сиск.

— Нет, у меня вообще нет денег.

Обыск дома, продолжавшийся двенадцать часов, подтверждал невиновность Хофманна.

И тогда агенты полиции перешли в гараж.

Через два часа, после тщательного осмотра пола, стен и потолка, один из агентов приподнял доску стены, как раз над верстаком; за доской было узкое углубление, в котором лежало несколько пакетов, завернутых в газету; сыщик осторожно достал свертки и начал их разворачивать; в них оказались пачки банкнот из выкупа Линдберга.

Потом обнаружили — в жестяном бидоне еще один тайник; там хранились такие же свертки; все номера серий совпадали со списком банкнот, помеченных казначейством.

…Увидев деньги, Хофманн не дрогнул:

— Это не мои деньги. Они принадлежат моему другу Исидору Фишу.

Затем он продолжил свои объяснения под стенограмму: «Фиш был моим компаньоном в бизнесе, связанном с кожей, потом вдруг решил играть на бирже; не повезло. Я дважды давал ему деньги в долг; у Фиша плохое здоровье, и в рождество он уехал в Германию повидаться с родителями; перед отъездом попросил сохранить до его возвращения кое-какие вещи; откуда я знал, что там?!»

— А где сейчас Фиш?

— Умер, — спокойно ответил Хофманн. — В Лейпциге. Шесть месяцев назад».

— Фиш был жив, — заметил Штирлиц, когда Мюллер оторвался от документа. — Вы подписали лжесвидетельство, дав ответ на запрос криминальной полиции.

Мюллер помял лицо жесткими пальцами:

— Располагаете документом?

— Конечно, — ответил Штирлиц.

— Какой мне был смысл давать лжесвидетельство?

— Не знаю, — Штирлиц пожал плечами. — Впрочем, в документах есть место, которое оставляет поле для фантазии…

— То есть? Говорите ясней!

— Фрау Анна Хофманн, жена бандита, была в рейхе… Она встречалась с чинами полиции… А матери — до ареста — Хофманн написал, что скоро вернется в Германскую империю по амнистии, — он же член «Стального шлема»…

— Уж не хотите ли вы сказать, что фрау Хофманн встречалась и со мною? — спросил Мюллер.

И Штирлиц ответил:

— Хочу.

«…В канун рождества 1918 года Бруно Рихард Хофманн вернулся с войны.

Не только в его родной деревне Каменз, но и во всей Германии невозможно было найти работу, не хватало продовольствия, будущее сулило мало надежд: «во всем виноваты левые!» Несмотря на то, что Рихарду к тому времени исполнилось только девятнадцать, он уже два года прослужил пулеметчиком в специальной группе войск, «часть особого назначения» (или — любовно — «головорезы»).

В марте 1919 года он начал жизнь профессионального бандита. В первой краже Хофманн «служил» лестницей: на него встали сообщники, чтобы проникнуть в окно второго этажа дома бургомистра, тот отказался добром отдать золото (получил письмо — два крута, овал, квадратик). Затем Хофманн напал на двух женщин, которые везли в детских колясках продукты, в то время строго лимитированные, им дали по карточкам на декаду.