Книга Аромагия - Анна Орлова

Исмир легко вытряхнул кусок льда, прижал к руке и груди, даже прикрыл глаза от облегчения. Только сейчас я сообразила, насколько терзал его жар.

— Какая странная рана! — удивилась я вслух, склонив голову набок.

Ответил мне, как ни странно, Петтер.

— Оружие странное, — он поднял с пола кинжал. Теперь лезвие его смотрелось совсем иначе — тусклое серо-черное, будто обугленное.

Исмир зашипел, отшатнулся, едва не свалившись со стула. Лицо его сделалось совсем странным: скулы заострились, губы сжались в тонкую линию, а глаза наоборот расширились, и в них будто плескалось хмурое северное море.

— Клык огня, — словно выплюнул он.

— Что? — хором спросили мы с Петтером, но ответить Исмир не успел.

В стороне захрипел и надсадно закашлялся Ингольв.

Признаюсь, меня разрывали противоречивые чувства.

Отвращение к человеку, готовому убить не только постороннего дракона (это еще можно было хоть как-то объяснить ложным патриотизмом), но и собственную жену. Притом не в пылу ревности, а обдуманно и хладнокровно! Разумеется, я понимала мотивы Ингольва. И его оскорбленную гордость, и тщательно скрываемую от самого себя вину, и унижение от моей мнимой измены с драконом. Даже желание жениться на любимой я могла понять. Понять — но не простить.

Однако инстинкт аромага заставлял лечить всех больных. А еще я чувствовала чуть брезгливую жалость. Все же Ингольв — отец моих детей, и отречься от него в одночасье я не могла…

Вовремя освобожденный Исмиром таз как раз пригодился. Не хватало еще загадить «Уртехюс»… хм, содержимым желудка моего муженька!

Тошнило Ингольва долго и мучительно. Пришлось поддерживать его за плечи и держать посудину. Масло мяты, обычно весьма эффективное в таких случаях, помогало мало.

Лицо мужа было мокрым и посеченным осколками стекла. Кажется, он упал прямиком в лужу пролитого масла. Хм, значит, к сотрясению мозга можно смело добавить отравление. В таких дозировках эфирные масла небезопасны.

Наконец спазмы перестали сотрясать Ингольва. Он откинулся назад, перевел дух и выругался — грубо и обреченно.

Потом открыл глаза и, увидев над собой мое лицо, покраснел еще сильнее.

— Любовника завела, с-с-сучка? — багровое лицо мужа искажала ненависть. — А ведь я почти поверил мальчишке, что ты с этой не людью не спала!

Я перевела взгляд на бледного, как смерть, Петтера, который старательно держался вне поля зрения командира (видимо, теперь уже бывшего — при иных обстоятельствах юношу ждал бы трибунал).

Хм, теперь понятно, почему Ингольв так охотно отпускал его со мной. У Петтера был приказ за мной следить.

М-да, пустили лису сторожем в курятник!

Наверняка за мной наблюдал кто-то еще, слишком своевременно Ингольв появился в «Уртехюс».

— Ингольв, успокойся, — попросила я, пытаясь держаться спокойно и доброжелательно, как с посторонним пациентом.

Надо думать, приказом о прогулках по берегу Ингольв одновременно убирал меня подальше, чтобы не путалась под ногами, и надеялся получить компрометирующие сведения о моих встречах с Исмиром.

— Успокойся?! — лицо его перекосила гримаса, опознать в которой улыбку стоило мне немалых усилий. — Ты! И твои… хель! Все равно… сдохнете! И твоя… Альг-исса — первой!

— Вряд ли, — светским тоном заметил Исмир, приблизившись по-кошачьи неслышно. Да и выражение его лица более всего напоминало кота, довольного жизнью (и хозяйскими сливками). — Руки у вас коротки, господин Ингольв!

Последние слова он произнес с издевательской вежливостью.

Увидев рядом с собой ледяного дракона, Ингольв вдруг побледнел до синевы, и лицо его стало походить на ритуальные маски хель. Ужас, отвращение, торжество… Я могла лишь благодарить милосердных богов, что от избытка запахов обоняние мое притупилось. Потому что нюхать выгребную яму и то было бы приятнее.

— У меня? — Ингольв оскалился. Лицо его снова налилось нездоровой краснотой. — Вас, твари, и без меня…

Он осекся, видимо, сообразив, что наговорил лишнего.

— Да-да, я вас внимательно слушаю, — голос Исмира был мягок, как пушистый свежий снег.

— Не дождешься, тварь! — словно выплюнул Ингольв. Глаза его были мутными, взгляд то и дело расплывался.

— А если я спрошу… настойчиво? — в спокойствии Исмира было что-то пугающее.

Я сжала руки, но промолчала.

Ингольв, явно балансирующий на краю обморока, усмехнулся с издевкой.

— Поздно, тварь!..

Глаза его закатились, нижняя челюсть отвисла.

Я прикусила губу, взяла его за руку, чтобы пощупать пульс, и попросила ровно:

— Петтер, будьте добры, подайте мне саквояж!

— Не нужно, — вмешался Исмир. Он присел на корточки возле Ингольва и провел ладонью над его лицом. Кожа Ингольва побледнела на глазах, а дыхание замедлилось настолько, что в первый момент мне показалось, что оно совсем пропало.

Однако не успела я испугаться, как сердце Ингольва робко дернулось в груди. Раз, другой… Но медленно, милосердные мои боги, так медленно!

Я подняла взгляд на Исмира.

— Я всего лишь слегка его заморозил, — ответил он на немой вопрос. — Не беспокойтесь, ему это не повредит. Всего лишь немного поспит.

— Надеюсь, — начала я, но договорить мне не дали.

Многострадальная дверь вновь с треском распахнулась, и в «Уртехюс» ворвались леденцы… Полагаю, их вызвали соседи, встревоженные моим криком и доносящимися из «Уртехюс» странными звуками.

Объяснения с доблестной полицией взял на себя Исмир. Учитывая, что среди них не нашлось никого выше констебля, затруднений у него это не вызвало.

Десяток негромких фраз, среди которых то и дело слышалось грозное «дело Льда», и непрестанно кивающие головами стражи порядка отправились восвояси. На смирно лежащего в уголке Ингольва они косились с тихим ужасом, на меня с опаской (надо думать, подозревая, что я весьма ловко избавилась от мужа руками ледяных).

Когда стражи порядка отбыли, Исмир вздохнул с явным облегчением и уселся на стул. Рана явно причиняла ему сильную боль, к тому же он выглядел предельно ослабленным.

Заперев дверь, я искренне надеялась, что больше визитеров не будет.

— Выпьете чего-нибудь? — предложила я, избегая обращаться к дракону по имени. — А вы, Петтер?

— Кофе, — тут же откликнулся юноша.

Все это время он изображал молчаливое привидение, и я уже стала за него беспокоиться.

Сочтя, что стимуляторов с меня на сегодня достаточно, себе я заварила ромашковый чай. Петтер, как уже сказано, предпочел кофе, а Исмир — мятный ликер.

Запах нима в лаборатории уже почти выветрился, так что разместились мы там. Надо признать, среди пузырьков, баночек и пакетиков, кастрюлек и свечей наш маленький клуб заговорщиков смотрелся уместнее.