Книга Дворцовые тайны - Кэролли Эриксон

Я встала под окнами ее опочивальни. В высоком окне то и дело появлялись фигуры, снующие внутри взад-вперед, ибо шторы не были задернуты. Я замерла в нерешительности. Что делать? Покричать снизу, рискуя привлечь внимание стражи, или подождать, пока меня кто-нибудь увидит сверху?

Вдруг раздался знакомый звук. Хриплый крик и звон бьющегося стекла. Видимо, королева впала в один из своих приступов буйства. Прозвучали новые крики и звуки ударов. Потом приглушенный вопль. А затем я увидела в окне лицо Елизаветы, морщинистое и не накрашенное, обрамленное взлохмаченными седыми волосами, торчащими в разные стороны, которые трепал налетевший ветерок. Она подслеповато сощурилась, глядя вниз на меня, и крикнула:

— Кто здесь?

— Ваша кузина.

Она перегнулась из окна, словно не веря своим глазам:

— Волчица, ты ли это?

Не будучи уверенной, что сказать, но зная, что у меня совсем мало времени для того, чтобы привлечь внимание разгневанной королевы, я поневоле заговорила как на молитве:

— Ваше Величество, я раскаиваюсь во всех прегрешениях моих против вас и умоляю вас в вашей неизреченной милости отпустить моего сына и взамен взять меня.

— Тебя? — рассмеялась королева презрительно. — Тебя, забытую всеми вдову полководца-неудачника? Человека, которого все ненавидели?

— Но вы-то не испытывали к нему ненависти, — проговорила я. Вдруг оказалось, что мы говорим о покойном Роберте, а не о моем сыне, ждущем казни.

— Он был слабым человеком! Он был трусом!

— Неправда! Он был благоразумным и осмотрительным командиром.

— Он был трусом! — закричала королева так громко, что во дворе загудело эхо. — Смелый человек заставил бы меня выйти за него замуж!

— А потом бы всю жизнь в этом раскаивался! — заорала я в свою очередь, потеряв голову от того, что она обвиняла Роберта.

— Боже мой! Волчица, что ты несешь? Убирайся прочь, пока я не бросила тебя в тюрьму к твоему пустоголовому сыночку!

Она со стуком закрыла окно, и я поняла, что только что потеряла свою последнюю возможность спасти Роба. Я упала на колени прямо в грязь. Это конец! Королева вновь одержала победу.

В ту же ночь, когда я лежала без сна в постели в Лестер-Хаусе, раздался громкий и грозный стук в дверь. Я услыхала голоса, звук отворяемых слугами засовов, стук сапог и звон шпор по каменному полу.

— Летти! — в спальню вошла Марианна. Моя невестка по собственному почину находилась рядом со мной все то время, пока я ждала исхода суда над Робом и исполнения жестокого приговора.

— Летти! Посланец от королевы!

Меня словно ударило молнией. Возможно ли это? Не принес ли гонец вестей о помиловании? Я оделась со всей возможной быстротой и спустилась вниз в просторный холл. Там стоял человек, которого я не узнала, одетый в ливрею слуги королевы.

— Леди Лестер?

Хотя я была замужем за Крисом, я не взяла его имени, а оставила титул, — который носила как жена Роберта.

— Да, это я!

Он вручил мне маленькую резную шкатулку из слоновой кости.

— От королевы, — сказал он. — Я готов вас сопровождать и подожду снаружи.

Я открыла шкатулку. Там лежали сине-пурпурные подвязки, которые Роберт подарил Елизавете много лет назад, и сложенный лист бумаги. Я развернула его и прочитала строки, написанные дрожащим почерком королевы:

«Ты можешь попрощаться со своим сыном нынче ночью. Прости глупую старуху».

Это не было помилованием, но мне все же позволили увидеться с Робом. Увидеться в последний раз.

Меня отвезли в тюрьму, и теперь никто не встал у меня на пути. Тюремщик отвел меня в камеру Роба с голыми каменными стенами, освещенную только одним факелом.

Роб сидел на деревянных нарах, уронив голову на руки. Он был в рубашке, камзоле, бриджах из мягкой кожи и высоких сапогах, словно готовился выйти из камеры в любую минуту и не собирался ложиться спать.

— Мама! — воскликнул он, увидев меня. — Мама, ты пришла забрать меня домой?

Его простые слова, в которых звучала беспомощность маленького мальчика, его взгляд, загоревшийся сумасшедшей надеждой, пронзили меня в самое сердце. Я зарыдала и, почти лишившись чувств, начала падать, когда меня подхватили его сильные руки.

Глава 51

— Мой мальчик, — только и смогла сказать я, выплакав все слезы, — мой дорогой мальчик…

Он посмотрел мне в глаза и без слов понял, что я пришла не для того, чтобы забрать его с собой. Что я не могу его спасти. Он не выпускал меня из своих объятий, поддерживал, не давал упасть. Я только сейчас поняла, какой же он сильный.

— Ничего, ничего, мама, не надо так убиваться… Еще не все потеряно! — тихо говорил он.

— Ах, Роб, если бы только я смогла отвратить тебя от этого пути, заставить выслушать… тебя и Криса…

— Ты пыталась. Ты нас предупреждала. Я сам все поставил на кон, и винить тут некого.

— Но теперь… — я не могла продолжать. Мне сказали, что его казнят на рассвете. С первыми лучами солнца. Я отправила мысль об этом в самый дальний уголок моего сознания, ибо вынести ее была не в силах. Уже сейчас я чувствовала всю тяжесть горя на моих плечах, которая грозила раздавить меня, не давала дышать…

— Мама, послушай, мы не должны сдаваться даже сейчас, — он посмотрел мне прямо в глаза. — Скажи мне, может быть, королева дала тебе какой-то знак, что-то сказала. Любое слово, любой жест могут оказаться важными…

Я только покачала головой.

— Ты уверена в этом? — Его слова преследовали меня, не давали покоя, тревожили.

— Я отправилась во дворец, чтобы встретиться с нею. Умоляла взять мою жизнь вместо твоей. Она только высмеяла меня. Но потом…

— Что потом?

Он схватил и больно сжал мои плечи.

— Она прислала мне записку в Лестер-Хаус. Она написала, что я могу повидать тебя. Меня привез сюда кто-то из придворных, кого я не знаю. У него экипаж…

— Да! — воскликнул Роб, и в голосе его послышалось ликование. — Она хочет сделать так, чтобы я избежал казни.

— Почему ты так думаешь?

— Я знаю ее, мама. Она любит идти к цели кружными путями. Она хочет представить все так, будто я бежал. Она ждет, что я уйду с тобой, когда наше свидание закончится.

— Я так не думаю, мой мальчик, — прошептала я.

Как же я хотела верить в то, что он говорит! Но моя интуиция подсказывала мне, что мой сын ошибался. Хотя записка королевы была достаточно двусмысленной… «Прости меня», — написала она. Простить ее за то, что она должна сделать? Я поняла смысл этих слов именно так. Она просит прощения за то, что Роберт осужден на смерть. А вдруг я поняла ее неправильно? Вдруг своим посланием она дает нам надежду?