Книга Петровка, 38. Огарева, 6. Противостояние - Юлиан Семенов

Кротов высадил их возле «Центроприиска» и в течение трех месяцев мягко трогал вопрос о приисковиках, о том, что это такое и с чем едят; разговаривал он с разными людьми, чаще всего малознакомыми, иногда с пассажирами, собирал информацию, никаких шагов не предпринимал, записался в клуб туристов, попросил помочь ему в разработке индивидуального маршрута, чтобы «лучше узнать родной край». Ему посоветовали присоединиться к группе, одному в здешних глухих местах рискованно. «За моей спиной фронт, доченька, – ответил он девушке в туристском обществе, – там риска было поболее, а на отдыхе хочется побыть одному, работа у меня больно гомонливая, ни минуты покоя». Отсеивал имена, подвозил людей из «Центроприиска», вышел на Петрову. Присматривался к ней – не спеша, со всех сторон: и то, как она ведет себя в магазине самообслуживания, что покупает и сколько, как выбирает продукты, как их в сумку складывает; исследовал ее и в кино, и в той столовой, куда ходили сотрудники «Центроприиска», перекинулся несколькими словами с соседями по дому – мол, хочу поменять свою квартиру на ваш район; как люди, не склочники ли, тихие или пьют, баб водят или, какие вдовые, к мужикам неравнодушны.

Маршрут ему разработали, как же ветерану не помочь, сколько их, фронтовиков-то, раз, два – и обчелся.

…Ох, как же он мандражил, когда шел в военкомат в сорок пятом, чтобы стать на учет; два билета купил заранее – один на самолет, другой на пароход, понимая при этом, что все равно возьмут, если только решат копать. Но какой им смысл копать? Устроился он в совхоз, шофера ни одного не было, весь парк им отладил – две «полуторки» и «виллис»; характеристику ему написали на двух страницах.

Ох, как же он вздрогнул, когда пришла вторая открытка – он уж тогда в город перебрался, надо было затеряться, в совхозе не затеряешься, да он там и не жил, он туда приезжал на автобусе: снял жилье в городе, в общежитии, конспирацию блюл.

Тогда он снова купил два билета, подъехал на такси – на своей машине, – пистолет засунул за пояс: в случае чего буду отстреливаться, только б уйти, затаюсь, удачу ждать стану.

Вызвали его, оказывается, для того, чтобы медаль вручить – «За двадцатилетие победы» над фашизмом.

…В маршруте – с лодочкой, спиннингом и фотоаппаратом – он провел два месяца, привез карту путешествия, записей показывать не стал – к чему оставлять почерк?

А уж после этого подкатился к Петровой: очкарик, вроде Розки, как бабочка на огонь подлетит.

Подлетела, точно.

Играл он беспроигрышно, высчитав для себя стереотип женского характера – поклонение силе. Приучить к своей силе, исподволь, не спеша, она тогда без моей силы с ума сойдет, кошка…

Наблюдая за Петровой, он подсчитал, что в магазине она тратит от семидесяти копеек до рубля в день; зарплату ее он уже знал: сто шестьдесят, плюс выслуга, плюс северные – на круг выходило двести семьдесят. Копит. А если копит – значит, о будущем думает, серьезный человек, а такой ни в чулок свои тысячи не сунет, да и в кассу навряд ли понесет, слишком много получится за десять лет; значит – вкладывает. Во что? Она ж в «Центроприиске», а мне теперь этот «Центроприиск» как топографическая карта известен и понятен: они ж районы дают старателям, они знают, где богатые жилами места, а где отработки; старателям – отработки; золотоносные места берегут для государства, там прииски будут ставить…

Кротов ввел новую свою подругу в раж, приручил, а потом – жах! – и на полтора месяца в тундру: «Любовь к родному краю, дорогая, ничего не поделаешь, терпи и надейся, вернусь, рыбки привезу соленой, а если повезет – постараюсь, может, золотишка тебе к ногам положу, сережки с него сделаешь и колечко…»

Когда вернулся, когда приникла она к нему, когда он увидал ее счастливое лицо, залитое слезами, понял: теперь с ней можно делать все что угодно, она – готова. Раньше-то про нее говорили: «Кремень, а не человек, мужик в юбке». Ничего, переломится. Гретта тоже была вроде Гиммлера, а потом сама в тюрьму ходила: «Отпустите».

Кротов смотрел на счастливое лице Анны, залитое слезами, гладил по голове, по плечам: увел в комнату, уважил, а потом, затянувшись горькой «казбечиной», вздохнул:

– Рыбки я тебе привез, а вот золотишка без твоей помощи не найти мне. Ты на этой земле одинокая – кто у тебя, кроме тетки? – и я один, как перст. Если не нам вместе, кому же? Ты мне к следующему году – торопиться не надо, время от нас не уйдет – карты посмотри в сейфе у ваших изыскателей, а? Смоги их посмотреть, ладно? И расскажи, какие они – на кальке ли, на ватмане; фото с них делать или надо перечерчивать…

Женщина не отвечала – прижималась только, головой о плечо терлась – кошка, одно слово…

Через год он привез сорок три грамма золота; взвешивали на особых весах; несколько деталей принесла Петрова, остальное собрал он, Кротов.

А через семь лет он хранил в тайнике у нее в квартире пятьсот двадцать граммов.

Сила.

И тогда-то они вылетели в Ригу, к брату Анны…

…А брат оказался тряпкой. Но Анна работала как надо. А работу надо отмечать, как же иначе; ночью – само собой, а если придумать что для дня – навек запомнит, бабы показуху любят…

Перед вылетом из Риги надел очки, зашел с нею в ювелирный, вроде б полюбоваться; спросил, что нравится ей; ответила, разглядев все, что было под стеклом: «Вот этот изумруд».

Отсчитал тысячу триста, взял колечко, надел на палец.

Лицо ее в тот миг понравилось Кротову впервые и по-настоящему; закаменело ее лицо, словно бы рубленное по камню, только в глазах слезы…

13

Кротову уже привезли в управление; за ее домом было поставлено наблюдение; допрос проводил Костенко – по форме, предупредив об ответственности за дачу ложных показаний.

«Костенко: Скажите, пожалуйста, отчего вы, филолог по образованию, не работаете в школе и никогда там не работали, а трудитесь в сфере торговли?

Кротова: Я не понимаю, зачем меня сюда привезли? Если есть недостача, меня обязаны ознакомить с документами ревизии, которая – во всяком случае официально – не проводилась. А на ваш вопрос отвечаю: вся наша семья занималась ювелирным делом. Покойный муж – человек по натуре ревнивый – поставил условие нашей супружеской жизни, чтобы я работала вместе с ним, была все время рядом. Он был начальником секции, я – заместителем, потом он стал заведующим, я – начальником секции драгоценных камней.

Костенко: Вас доставили сюда не в качестве обвиняемой, а как свидетеля, это ответ на ваш первый вопрос; с данными ревизии, если в ней возникнет необходимость, вы будете ознакомлены заблаговременно, это ответ на ваш второй вопрос. Удовлетворены?

Кротова: Да. Спасибо.

Костенко: От кого пошла ваша семейная традиция? Я имею в виду ваши слова, что вся семья занималась ювелирным делом.

Кротова: Отец мужа был ювелиром. Дед, которого я не знала, тоже. Кажется, и прадед.