Книга Жуков. Портрет на фоне эпохи - Л. Отхмезури

Победа под Сталинградом изменила взаимоотношения между Сталиным и его военачальниками. Вождь поверил в их способности; доверие было хрупким, непостоянным, но реальным. Он стал прислушиваться к своим советникам, в первую очередь к Жукову. Также он интересовался мнением командующих фронтами, имевшими к нему доступ в любой момент. Все они, и Жуков первый, находились под плотным контролем НКВД и должны были давать точные и практически постоянные отчеты о своей деятельности. Это новое доверие не означало, что до Сталинграда вождь все делал, как ему заблагорассудится: он всегда советовался со специалистами, прежде чем принять решение. Но если теперь он больше прислушивался к профессионалам, то потому, что после восемнадцати месяцев войны они стали более компетентными. Жуков сам признаёт это с некоторым простодушием: «Лично для меня оборона Сталинграда, подготовка контрнаступления и участие в решении вопросов операций на юге страны имели особо важное значение. Здесь я получил гораздо большую практику в организации контрнаступления, чем в 1941 году в районе Москвы, где ограниченные силы не позволили осуществить контрнаступление с целью окружения вражеской группировки»[600]. Жуков, как и все его товарищи, принял идею, что время начиная с 22 июня 1941 года было периодом непрерывной учебы способам борьбы с противником, превосходящим Красную армию в тактическом отношении и в умении управлять крупными современными соединениями. После Сталинграда еще будут ошибки – и немало, в том числе у Жукова, – но ни одна не станет катастрофической. Если сравнить высшее командование вермахта и Красной армии между 1941 и 1944 годами, мы будем поражены большей стабильностью советского генералитета. Количество командующих фронтами ограничивается дюжиной человек, командующих армиями – меньше сотни. Кадры центрального управления родами войск – танковыми, артиллерией, авиацией – за редкими исключениями – не менялись с 1941 года. Дьявольская чехарда кадров – эта язва РККА с начала 1930 годов – прекратилась.

Сталинград принес еще одно изменение, важное для Жукова и Красной армии. Сталин ввел и стал систематически применять институт «представителей Ставки», направлявшихся на фронты контролировать подготовку операций и координировать их проведение. Необходимость введения института представителей Ставки диктовалась огромной протяженностью фронта и слабым развитием средств коммуникации и связи. С первых дней войны Сталин использовал с той же целью Шапошникова и Ворошилова, но речь прежде всего шла о том, чтобы следить и карать, показывать, что внимание Сталина приковано к тому или иному участку. После Сталинграда полномочия представителей были расширены. Они могли изменять сроки операций, усиливать, за счет резервов Ставки, тот или иной участок, отменить или начать атаку, но всегда после получения санкции Верховного главнокомандующего, с которым разговаривали минимум раз в день по телефону спецсвязи. Большая часть миссий подобного рода выпала за войну на долю Жукова. Благодаря хронологии, составленной российским историком Исаевым[601], можно насчитать их более пятидесяти.

Состав самой Ставки изменился мало. В 1943 году в нее вошли Василевский и Антонов, тогда как Ворошилов, Буденный и Тимошенко отошли в тень: их с тех пор забывали приглашать на ее заседания. С декабря 1942 года стабилизировалась и ситуация с кадрами Генштаба, после прихода на должность начальника Оперативного управления замечательного профессионала своего дела – генерала Антонова, которого окружали талантливые генштабисты, такие как Штеменко – казак с огромными усами.

Для Жукова, как для представителя Ставки, 1943 год будет тяжелым. Поражает даже география его передвижений. За исключением Арктики, он посетил все участки фронта, от Кубани до Ленинграда, проделав на самолете и на машине по меньшей мере 150 000 км. Он побывал на одиннадцати фронтах, в двух третях из шестидесяти армий, участвовавших в боевых действиях. Не было ни одной операции в этом году, успешной или неудачной, к которой он не имел бы отношения.

Эйфория – дурной советчик

Мы оставили Жукова 18 января, под Ленинградом, после завершения частичным успехом операции «Искра». Но это была только затравка. На самом деле свежеиспеченный маршал был послан на берега Невы для осуществления крайне амбициозного проекта: операции «Полярная звезда». Она должна была полностью освободить Ленинград не только атаками на ближайшие к нему подступы, слишком хорошо укрепленные и непроходимые для танков, а пытаясь осуществить более широкий охват всей группы армий «Север». План очень напоминал план операции «Юпитер». Он был сложен, подразделялся на многие фазы. В операции предполагалось задействовать три фронта: Ленинградский, Волховский и Северо-Западный, которым командовал Тимошенко. На севере, возле Ленинграда, Волховский и Ленинградский фронты должны были наступать в направлении Мги, чтобы привлечь к этому участку внимание немцев. Южнее озера Ильмень одна атакующая группа должна была отсечь Демянский выступ и находящиеся в нем шесть немецких дивизий. Но настоящий замысел Жукова должна была осуществить Особая группа Хозина (68-я армия Малиновского и 1-я танковая армия Катукова). 1-я ударная армия должна была проделать в неприятельской обороне брешь, куда затем вошла бы группа Хозина и, пройдя 300 км по вражеским тылам, выйти к Нарве на Балтике и к Пскову на западе: 500 000 немцев попали бы в ловушку, как в Сталинграде. Открылся бы путь в республики Прибалтики, был бы деблокирован запертый в Ленинграде Балтийский флот, Финляндия выведена из войны.

Но «Полярная звезда» была лишь северным фрагментом более масштабной картины. В конце января, как и год назад, Сталин решил превратить «Уран» и его результаты в генеральное наступление почти на всем фронте. В отличие от 1942 года Жуков разделял грандиозные планы Верховного и тоже находился во власти эйфории, наступившей после Сталинграда. Сначала директива Ставки бросила в направлении Днепра Южный, Юго-Западный и Воронежский фронты; координировать их действия было поручено Василевскому. Затем, 6 февраля, в 01:40 ночи, телетайпы отстучали в штабы Западного, Калининского, Брянского и Центрального фронтов: им поставлены задачи достичь Брянска, Орла, Смоленска и Витебска. На Жукова возложена ответственность по координации действий войск на центральном участке, а также на балтийском («Полярная звезда»). Речь шла о том, чтобы отбросить немцев на рубежи, занимавшиеся ими в августе-сентябре 1941 года, не меньше! Сталин, Жуков и Василевский заболели мегаломанией. Как и в 1942 году, они недооценили противника, который отнюдь не был разбит, и переоценили наступательные возможности Красной армии, которые уже были на пределе. Как и в 1942 году, советское командование хотело наступать на всех направлениях одновременно, хотя средства были ограничены, резервы отсутствовали. Вермахт, полагали в Кремле, не был способен к скоординированным действиям. Наступление должно было развиться из преследования разбитого противника. С этого момента лозунги заменили анализ: атаковать, атаковать непрерывно, как можно скорее продвигаться вперед, не давать немцу закрепиться на новых позициях до наступления оттепели, которая в начале весны превратит все дороги в грязь.