Книга Ангелы на кончике иглы - Юрий Дружников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затоптала ее оперетка
«Год семнадцатый». Рушили всласть.
Триста лет, как исчезло болото,
И по трупам прошел эскадрон.
Только зябко и грустно мне что-то
В этом царстве солдат и ворон.
Вот уже и задвинули шторку
На окне, что в Европу ведет.
Скоро двинем «Аврору» к Нью-Йорку,
Чтобы не было статуй свобод.
Ах, как сладки безумства припадки,
Море крови подвластно руке.
Тот, что с гривой волос, – на лошадке,
Тот, что лысый, – на броневике.
Город болен. Он желтый и мрачный.
И пронзителен запах мочи.
Лица, стертые шкуркой наждачной,
Только лучше об этом – молчи.
РОДИНА
«Не верь, – друзья нас учат, – не проси,
Не лги, не компромисствуй, не участвуй».
Кому же улыбнуться на Руси?
Кому сказать простое слово «здравствуй»?
Здесь в черных трубах наш сгорает пот,
И красным пеплом светятся ракеты.
И наш советский пламенный Пол Пот
Мечтает осчастливить все планеты.
Тут от тоски застыли голоса,
А кто поет, тем затыкают глотки.
Здесь на дерьмо похожа колбаса,
В театре детском слышен запах водки.
Естественно здесь родину любить
Вам не дадут. А только по приказу.
Ну, как не выть и как тут не запить,
Неся в себе с младенчества проказу?
Слепая и угрюмая страна
Лежит в берлоге, в мир упершись рогом.
Она ясна. Но наша в чем вина?
За что мы с ней повязаны пред Богом?
БАЛЛАДА О ВОЖДЯХ
Не страшно ли синему небу,
Что вечно Россия чадит
И хмурым вождям на потребу
Петрушкою правду рядит?
Живем мы во славу химеры
От смерти до смерти вождей.
От голода мрем, от холеры,
Убожеством давим людей.
Зовет нас в преддверии драки
В костер и на праздник труба.
Мы – пешки, играют маньяки,
Такая уж наша судьба.
Молчание – крест поколений,
Печаль утопивших в вине.
Что выкинет дяденька Гений,
Тебе неизвестно и мне.
И если маньяк помоложе
Вдруг вырвется после всего,
Детей упаси наших, Боже,
От экспериментов его.
Вожди… О проказа России!
Избавиться нам не дано.
Согнув под секирами выи,
Мы ждем окончанья кино.
КРЫСЫ
Шла шхуна по морям и океанам.
Поломан руль, ничем нельзя помочь.
Стоял на вахте боцман капитаном,
сам капитан был в стельку день и ночь.
Вдруг остров показался, будто прыщик,
а может быть, пятно или мираж.
Хотел набрать воды, а также пищи
усталый и голодный экипаж.
Но что вы там себе ни говорите,
поди пристань без ветра и руля.
А в трюме крысы. Что же вы? Бегите!
На берег доплывете! Вон земля!
Здесь от цинги беззубы все и лысы,
им жить осталось считанные дни.
Пока не поздно, разбегайтесь, крысы!…
Но никого не слушали они.
«У нас на шхуне корки и очистки,
и норы недоступны сквознякам.
Мы по ночам вылизываем миски —
их мыть потом не надо морякам».
Пьет капитан. На вахте боцман стонет:
«Цианистого калия хочу!» У крыс одно:
«Пускай корабль тонет —
ведь нам любое дело по плечу!»
О ЧТЕНИИ ГАЗЕТ
Газеты в дом приносят колбасу
И служат для растопки печи;
Оклей окно, чтоб скоротать досуг,
Чего ж еще ждать от газетной речи?
Свеча горит, слеза ее чиста —
Газетный смрад чадит по всей планете.
Ты только их, товарищ, не читай,
Задумавшись по случаю в клозете.
Смотри футбол, дружище, без затей,
Чем желчь вбирать в словесной перебранке.
Ты только прячь газеты от детей,
Как спички, яд или грибы-поганки.
ПЕРВОМАЙ
Страна Советов, я тебя люблю!
Позволь с тобой в политэкстазе слиться.
Я Бога об одном сейчас молю:
мне только бы от всех не отличиться.
С телеэкранов прут за рядом ряд
ракеты, чтобы мирно спали дети.
Одни творят, другие мастерят,
наводят третьи все ракеты эти.
Задуматься? Ни-ни в стране Шехерезад.
Плечо к плечу – единство поколений.
За всех за нас сто лет тому назад
уже подумал ясновидец Ленин.
Сверкает нынче солнце над Кремлем.
Сверкать – Политбюро распоряженье.
К вершинам коммунизма мы идем,
и только запах портит впечатленье.
Ряды колонн равняют шаг павлиний,
в подобострастье повернувши луны.
Несет от мавзолея мертвечиной
и снизу, и с прославленной трибуны.
ВЕСЫ
Едва родились вы, кладут вас на весы
Разбуженные криком акушерки.
Качнулся маятник, и двинулись часы,
А вы еще лежите на тарелке.
Младенец, юноша, мужчина и – старик.
Девчоночка, красавица – старуха.
Вся жизнь спрессована в неуловимый миг,
Вся – невесомость. Дунешь – легче пуха.
Меж темнотой и светом стрелки в кутерьме.
У правосудия весы – и что же?
Свободен ли сидишь, гуляешь ли в тюрьме —
Не правда ли, немножечко похоже?
Как снегопад, приходит зрелости порог.
Похвастаться, похоже, что и нечем.
Что весит человек? Чего достичь не смог?
Дал? Взял? Сберег? Направил? Искалечил?
Не жаль сойти с весов тому, кто в мире гость.
Придут друзья – бедняга вроде помер.
Веселый паренек поднимет пепла горсть —
И в капсулу. И ваш надпишет номер.
Сняв плащ, Ягубов протянул его Анне Семеновне.
– Ко мне – никого!
– Вам звонил Шамаев.
– По городскому? Чего сразу не говорите?
Локоткова смолчала, пошла к двери.
– Стакан чаю, погорячее и покрепче.
