Книга Паломничество жонглера - Владимир Аренев

— …растереть, — сказал Айю-Шун, уже успевший оказаться в лодке. — И если бы был какой-нибудь крепкий напиток…

— Я вам не плавучий кабак, — отмахнулся спасатель. — Эй, малявка, сиди спокойно, не вертись, а то лодку опрокинешь.

— Я не вертюсь!

— И не пререкайся со старшими! — пробормотал Гвоздь сквозь цоканье собственных зубов. Ему накинули на плечи какой-то мешок, одежду сняли и теперь в четыре руки растирали, чтобы пришел в себя. Матиль, судя по ее живости, уже подверглась такой процедуре — и вполне успешно. — Эй, а кто на веслах и руле?

— Я на руле! — Еще и язык показала.

— Ты?! Так ты ж его не повернешь даже…

— Поверну, — обиделась конопатая. — Еще как поверну!

— Сейчас, — сказал хозяин лодки, — сейчас тебя разотрем и сядем на весла.

— Куда плывем?

— К монастырю, куда же еще. На дороге неспокойно, поэтому и вам, и мне очень повезло с лодкой. — Мужчина помолчал, наконец ухмыльнулся и огладил намокшую бороду. — А ты, гляжу, меня не узнал.

В итоге, пока они плыли вдоль берега к монастырю, Гвоздь только тем и занимался, что насиловал собственную память. Наконец она сдалась и швырнула ему — на, подавись! требуемые воспоминания сколько-то-там-летней давности.

Ну да, было. Ложь, что священные жертвы никогда не совершают побегов — просто в этом никто никогда не признается: ни сам сбежавший, ни те, кто его упустил. Ни те, кто, как Гвоздь когда-то, спас беглеца.

Этот мужик («кажется, он назывался в тот раз Клином — явно не настоящее имя») — он тоже был в обозе священных жертв. Из-за распутицы фургоны застряли, а два даже перевернулись, и некоторые из обреченных бежали. Выжил один Клин — и то по случайности: он наткнулся на труппу Жмуна, и Гвоздь, еще не зная, кого и от каких преследователей прячет, впихнул бедолагу в колдовской гроб. А когда прибежали стражники, отбрехался, мол, ключ потеряли, но если хотите… и распилил гроб надвое. Стражники походили вокруг, попробовали пальцами остроту пилы (один долго потом слюнявил свеженький порез) — и согласились, что да, без дураков, здесь не спрячешься, этот гроб… да… ну, мы пошли.

Они пошли, а Гвоздь еще сутки не вынимал Клина из его утайки, и, как оказалось, не зря, ибо вскоре обнаружилось, что за ними-таки решили проследить. Но потом бравые охранители священных жертв убедились в невинности циркачей и утопали восвояси — и Клин тоже утопал, предварительно рассыпавшись в скупых, но искренних благодарностях. Гвоздь и прочие только рукой махнули: иди, каков с тебя спрос-то, да и не ради корысти же…

Теперь оказалось, что благодетелю воздалось-таки по заслугам. Вот вам и высшая справедливость в своем весьма приятственном проявлении.

На берегу, помогая Гвоздю выйти из лодки, Клин тихо сказал:

— Ты спас меня тогда. Я тебя сейчас. Теперь мы квиты, жонглер, никто никому ничего не должен.

— Ты это про что?..

Но бородач уже уходил, а догонять его и требовать объяснений Гвоздю вдруг расхотелось.

— Ну, — сказал он, — пошли, что ль, к нашим? Они, лентяи, небось и не знают еще ни о чем.

Гвоздь в сопровождении Айю-Шуна и Матиль успел войти на территорию обители и подняться к себе на этаж, когда ворота, выполненные в виде страниц Книги, захлопнулись, — буквально в последний момент перед тем, как к ним подбежала разъяренная и вооруженная толпа.

* * *

К'Дунель выглянул в узкое оконце чердака и увидел: к стенам обители будто подступило ожившее озеро, кипит, черное, бьет волнами о стены, грозится затопить, поглотить навсегда…

— Паломники вперемешку с местными, — сказал за спиной Клин. Он уже успел покрутиться у ворот и вызнать, что к чему. Теперь вот забежал, чтобы рассказать, и снова пойдет к воротам, потому как обязан по договору с монахами быть среди добровольного ополчения постояльцев. — Их еще больше наберется, — угрюмо пообещал Клин. — В бошках у них сейчас такая каша горелая… — Он махнул рукой: о чем говорить, без слов ясно. — Те, кто выжил у Храма, а их немало, считают себя обманутыми — и жрецами, и монахами. И обманутыми, и преданными… а еще — им просто страшно. Поэтому…

— Чего они хотят? — спросила Элирса. Она полулежала в гнезде, устроенном в сене, и, кажется, понемногу восстанавливала силы. Вчера даже пыталась ходить, довольно успешно.

«А сегодня, — напомнил себе Жокруа, — проспала почти целый день благодаря чарам Ясскена».

Сам Ясскен после случившегося находился в полубредовом состоянии. Он кое-как добрался с капитаном до конюшни, а здесь уж свалился, беспамятный, и только бормотал что-то в свой амулет, издалека очень похожий на высушенное ухо.

Рассматривать амулет вблизи у Жокруа не было ни малейшего желания.

— «Чего хотят»? — переспросил Клин. — Защиты и возмездия; они еще и сами не решили, чего больше. Но настоятель велел ни в коем случае ворота не отпирать. Даже тем, у кого есть входные бляхи.

— Думаешь, скоро осмелятся штурмовать?

— Рано или поздно обязательно. Еще немного хлебнут той самой горелой каши в бошках, потом кое у кого головы поостынут, а страх… Стрекоза ведь не пропала, Она рядом и может прийти в любой момент, куда угодно. Да и, похоже, не она одна.

— Стены монастыря нас вряд ли спасут, — мрачно заявила Элирса. — Если уж Храм…

— То-то и оно. — Клин зло ощерился и сплюнул себе под ноги. — Мы здесь в западне, это точно. Но если б мы оказались за стенами, вообще отправились бы во Внешние Пустоты, без вариантов.

— Жонглер-то вернулся?

— Вернулся.

— Значит, — подытожил К'Дунель, — будем пока отсиживаться здесь.

Клин кивнул и, не прощаясь, начал спускаться по лестнице.

— Как будто, — пробормотал он, — у нас есть выбор, отсиживаться или бежать!..

К'Дунель эти его слова слышал, но промолчал. А что говорить, капитан?

* * *

— Итак, мы в осаде, — изрек Гвоздь бесспорную истину.

Хотя все это понимали, никто не спешил указать жонглеру на очевидность его изречения. Каждый по-своему разжевывал сермяжную правду, изреченную им, — и каждый ощущал своё.

За исключением мертвого Эндуана К'Рапаса, который ничего уже не мог ощущать по причине отсутствия головы. Объяснения графиньки на сей счет были сбивчивы и откровенно бессмысленны (сейчас господин Туллэк вообще увел ее в соседнюю комнату и там отпаивал успокоительным отваром), Шкиратль же, как выяснилось, при умерщвлении приемного брата не присутствовал. И потому в рассказе о случившемся был не более внятен, чем графинька.

Но Кукушонок хотя бы понимал, что их главная тревога сейчас не в обезумевших паломниках да местных жителях, которые обложили монастырь и грозятся поджечь его, если… (далее следует длинный и в принципе невыполнимый перечень требований); Шкиратль-то понимал, что таинственный убийца почти наверняка не достиг своей цели… точнее, убийцы… точнее, достигли, но не всех, ибо целей у убийц было несколько. Одна из них — Кайнор из Мьекра по прозвищу Рыжий Гвоздь.