Книга Башня Зеленого Ангела - Тэд Уильямс

Саймон смотрел на него. Изгримнур не мог не чувствовать напора ярости молодого человека. Он действительно вырос. Он будет грозным человеком — нет, он уже такой.

— И вы хотите, чтобы ради этого я предал Мириамель? — спросил Саймон.

— Не предал, — сказал Изгримнур. — Я дам тебе несколько дней, чтобы подумать об этом. Потом я пойду и поговорю с ней сам. Завтра мы будем хоронить павших, и люди увидят нас вместе. Пока этого будет достаточно. — Герцог покачал головой. — Я не собираюсь лгать ей, Саймон, — это не в моих привычках, но я хотел, чтобы ты сперва выслушал меня. — Внезапно он почувствовал огромную жалость к молодому человеку.

Он, наверное, думал, что сможет спокойно зализать свои раны. — а у него их очень много, у всех нас их много.

— Подумай об этом, Саймон, — заключил он. — Мы нуждаемся в тебе. Мы все. Будет достаточно трудно для меня снова собрать мое герцогство, не говоря уж о том, что будет с юным Варелланом, в Наббане и с теми, кто еще уцелел в Эрнистире. Все мы снова нуждаемся хотя бы в видимости защиты Верховного короля и в том, чтобы на троне в Хейхолте сидел кто-то, кому доверяют люди.

Он встал с низкой ступеньки, стараясь не показать, как сильно болит его спина, скованно поклонился Саймону, что само по себе было необычным, и, тяжело ступая, вышел через Тронный зал, оставив остальных собравшихся в полном молчании. Он чувствовал взгляд Саймона на своем затылке.

Помоги мне Бог, подумал Изгримнур, выходя на сумеречный двор. Мне нужен отдых. Долгий отдых.

При звуке шагов он оторвал взгляд от огня:

— Бинабик?

Она вышла на свет. Несмотря на холодную весеннюю ночь и пятна все еще не растаявшего снега, ноги ее были босыми. Плащ трепетал на ветру.

— Я не могла заснуть, — сказала она.

На мгновение Саймон запнулся. Он никого не ждал, а ее меньше всего. После дня поминовения Джошуа, Камариса, Изорна и остальных погибших Бинабик ушел провести вечер со Стренгъярдом и Тиамаком. Саймон остался один. Он сидел перед палаткой и думал. Ее появление, казалось, могло ему присниться, пока он смотрел в костер.

— Мириамель. — Он неловко поднялся. — Принцесса. Садись, пожалуйста. — Он жестом указал на камень у огня. Она села, поплотнее заворачиваясь в плащ.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она наконец.

— Я… — Он помолчал. — Я не знаю. Все так странно.

Она кивнула:

— Трудно поверить, что все кончено. Трудно поверить, что все они навсегда ушли.

Он неловко пошевелился, не зная, о друзьях или о врагах говорит принцесса.

— Осталась еще масса вещей, которые надо сделать. Люди разбрелись, мир перевернулся вверх ногами. — Саймон вяло махнул рукой. — Масса дел.

Мириамель наклонилась, протянув руки к костру. Саймон смотрел, как свет играет на ее тонком лице, и чувствовал, что его сердце безнадежно сжимается. Вся королевская кровь в мире может бежать по его жилам. Реки крови. Но это не имеет ровным счетом никакого значения, если ей на него наплевать. Ни разу за сегодняшний день, полный молитв об усопших, он не встретил ее взгляда. Даже их дружба, казалось, потускнела.

И поделом ей будет, если я позволю им заставить меня сесть на трон. Он отвернулся и посмотрел на огонь, чувствуя себя подавленным и ослабевшим. Но он принадлежит ей по праву. Она внучка Престера Джона. Какое имеет значение, что какой-то предок Саймона был королем два века назад?

— Я убила его, Саймон, — сказала она внезапно. — Я прошла такой долгий путь, чтобы поговорить с ним, чтобы попытаться дать ему знать, что понимаю… и вместо этого убила его. — В голосе ее звучала опустошенность. — Убила его.

Саймон лихорадочно думал, что сказать.

— Ты спасла нас всех, Мириамель.

— Он был хороший человек, Саймон. Резкий и вспыльчивый, может быть, но он был… до того, как моя мать… — Она быстро заморгала. — Мой родной отец!

— У тебя не было выбора. — Саймону невыносимо было видеть, как ей больно. — Ты ничего другого не могла сделать, Мири. Ты спасала нас.

— Он узнал меня в конце. Да поможет мне Бог, Саймон, мне кажется, он хотел, чтобы я это сделала. Я смотрела на него… он был такой несчастный! Ему было так больно! — Она вытерла лицо полой плаща. — Я не буду плакать, — проговорила она хрипло, — я так устала от слез!

Ветер становился сильнее, вздыхая в густой траве.

— А милый дядя Джошуа! — Она говорила тише, но все так же настойчиво. — Ушел, как и все остальные. Вся моя семья ушла. И бедный, измученный Камарис. Ах, Боже, что это за мир!

Плечи ее вздрагивали. Саймон протянул руку и неловко сжал ее ладонь. Она не попыталась отнять ее, хотя Саймон был уверен, что она сделает это. Некоторое время они сидели в полной тишине, если не считать треска огня.

И Кадрах тоже, — пробормотала она наконец. — О Милостивая Элисия, в каком-то смысле это хуже всего! Он хотел только умереть, но ждал меня… нас. Он остался, несмотря на все, что случилось, несмотря на все эти ужасные вещи, которые я наговорила ему. — Она опустила голову, глядя в землю. Ее голос был хриплым от боли. — По-своему он любил меня. Это было жестоко с его стороны, правда? Саймон покачал головой. Сказать было нечего.

Она внезапно повернулась к нему, глаза ее были расширены.

— Давай уедем! Мы можем взять лошадей и к утру будем далеко отсюда. Я не хочу быть королевой! — Она сжала его руку. — О, пожалуйста, не оставляй меня!

— Уедем? Куда? И почему я должен оставить тебя? — Саймон почувствовал, как его сердце забилось быстрее. Трудно было думать, трудно было поверить, что он правильно ее понял. — Мириамель, что ты говоришь?

— Будь ты проклят, Саймон, ты что, действительно такой глупый, как люди о тебе думали раньше? — Теперь она держала его ладонь двумя руками, слезы блестели на ее щеках. — Мне все равно, что ты был кухонным мальчиком, мне все равно, что твой отец был рыбаком. Я только хочу быть с тобой, Саймон. Думаешь, я сошла с ума? Я действительно сошла с ума. — В ее смехе было что-то дикое. Она выпустила его руку, чтобы снова вытереть глаза. — Я думала об этом с тех самых пор, как упала башня. Мне этого не вынести! Дядя Изгримнур и все остальные захотят заставить меня взойти на трон. Я знаю, что они собираются сделать это! И тогда я снова стану прежней Мириамелью — только в тысячу, тысячу раз хуже. Это будет тюрьма! А потом меня заставят выйти замуж за еще какого-нибудь Фенгбальда. То, что он умер, совершенно не значит, что не найдется еще сотня таких же, как он. И у меня никогда больше не будет никаких приключений, и я не буду свободной и не смогу делать то, что захочу… и ты уйдешь, Саймон! Я потеряю тебя! Потеряю единственное, что важно для меня!

Он встал, потом поднял ее с камня и обнял. Они оба дрожали, и некоторое время он только прижимал ее к себе и держал так крепко, как будто ветер мог унести ее.

— Я любил тебя так долго, Мириамель. — Он никак не мог подавить дрожь в голосе.