Книга Граждане Рима - София Мак-Дугалл

Он услышал их! Они бежали по коридору к лестнице! Дама беззвучно рассмеялся, между тем как охранник тянул его за ноги, а он не сдавался… и тут в левой руке почувствовал нечто, чего даже не замечал прежде, — отвертку, которой Клеомен взламывал пол. Дама резко, всем своим весом рухнул на плечи стоявшего внизу человека и отмахнулся отверткой; в голове у него не было ни единой мысли, ясного, осознанного ожидания смерти, он чувствовал только, как ослепительно ярко и неумолимо растягивается каждая секунда, что, собственно, и означает смерть.

Он никак не попытался смягчить силы своего падения, ведь это было единственное, чем он располагал, только вложил всю инерцию своего падающего тела в зажатый в левой руке тонкий металлический штырь. Сам себе не веря, с яростным торжеством, ликуя, он ощутил кровь, пузырившуюся между его пальцев. Когда они рухнули на пол, Сулиену были видны лишь руки Дамы, но голова охранника безвольно откинулась на сторону, он посмотрел прямо Сулиену в глаза, тяжело вздохнул и захрипел. Позвать на помощь он уже не мог. Отвертка по-прежнему торчала у него из горла. Дама, тоже задыхаясь, склонился над ним, изо всех сил навалившись на отвертку. Кровь, булькая, текла из раны.

Сулиен смотрел на них, и ему казалось, что этому не будет конца. Наконец Дама встал.

— Вылезай, Сулиен, — сказал он. Сулиен услышал, как, вместо того чтобы ползти к дыре в полу, Дама, задевая опрокинутые стулья, выбежал в коридор.

Сулиен даже не понял, как Дама узнал, что он все еще здесь.

Еще какое-то время он был не в силах отвести глаза от убитого. Мужчина был — казался — живым и здоровым. Сулиен принялся гадать, сколько ему лет. Охранник ответил на его взгляд; он был еще жив. Сулиен подумал, что, возможно, еще мог бы спасти его.

Кровь ключом била у него изо рта. И он мог бы убить Сулиена, или его сестру, или его друга, и, наоборот, один из выстрелов Сулиена с легкостью мог бы убить его. Но солдату оставались считанные секунды одиночества, прежде чем он захлебнется собственной кровью, и Сулиен следил за этим с жалостью и страшной, острой благодарностью за то, что не ему пришлось сделать это. Дрожь, которую ему удавалось сдерживать, вновь охватила его с ног до головы.

Затем он встал, чувствуя, как мужчина уже затуманившимися глазами провожает его, и, подойдя к дыре, раскачался и спрыгнул.

Дама, трясясь и задыхаясь, подпрыгивая, выскочил в коридор и обнаружил, что остановить его некому, охранники уже возились на верхнем этаже. Он рассмеялся. Пошатываясь, прошел по коридору, вприпрыжку спустился по черной лестнице. Он подумал, что охранники уже, должно быть, напали на его след и сейчас бегут вниз, но он ворвался в столовую, а ничего так и не произошло. Дама на минутку остановился, оглядел холл, напряженно пытаясь догадаться, где могут быть Уна и Сулиен. Уже в саду? Прячутся за храмом? И это при таком-то освещении? А сам-то он где? Он помнил, как спустился по лестнице для рабов, — значит, сзади кухня и подсобка, — Дама снова рассмеялся коротким, режущим слух смешком, когда ему стало яснее ясного, что предстоит сделать теперь.

Он вбежал в подсобку, включил свет, поскольку больше причин сидеть в темноте не было, и, точно зная, что теперь ему нужно и где почти наверняка это находится, он подошел к распределительному щиту так уверенно, как будто сам его устанавливал. Щит располагался высоко на стене, но Дама забрался на стойку и сорвал крышку, мельком обратив внимание на кровавую отметину, которую оставил на металле. Он яростно колотил по щиту, по пробкам, с мясом вырывая провода, до которых мог дотянуться. Свет погас, это верно, и в саду тоже, но его ничего не стоило включить снова — слишком очевидно было, почему он погас. Да, он расслышал грохот бегущих ног наверху. Почему он не взял молоток? Дама метнулся на кухню, налил воды в кувшин и бегом вернулся к щиту. Плеснул водой на провода, которые зашипели и заискрились синими искрами. Дама улыбнулся, зачарованный волшебным зрелищем, и через холл прошел к подвальной лестнице, как раз в тот момент, когда охранники появились на верху главной лестницы и увидели его. Давайте, ребята.

Охрана открыла огонь, однако Дама успел сбежать вниз, споткнулся в темноте и последние несколько ступенек пролетел кувырком. В голове мелькнула смутная мысль, не задело ли его пулей, может, он просто не заметил, но он снова поднялся на ноги и, ориентируясь по памяти, уверенно проковылял по темному коридору.

— Бегите! — протяжно крикнул он снова своим воображаемым спутникам и тут же забеспокоился, уж не заметят ли преследователи истеричные, маниакальные нотки в его голосе. Ударившись о стену, он отскочил и оказался перед открытой дверью лазарета. Забраться так далеко он и не надеялся. Оцарапавшись об острую оконную раму, он перелез через низкое ограждение лестничной площадки и на негнущихся ногах побежал в темный сад.

Как он и ожидал, вокруг снова засвистели пули — стреляли из окон, с площадки, — однако, врезавшись в стену храма, он, к величайшему удивлению, обнаружил, что не ранен. На какое-то мгновение его скрутила тошнота. Он подумал, сколько у них уйдет времени, чтобы обнаружить труп в палате Марка. Теперь четверо, это четвертый…

Он рванулся с места, и снова послышались выстрелы. Ему казалось, что стреляют только в него, и если уж он добежал досюда на своих негнущихся ногах, то Уна и Сулиен должны были уйти намного дальше, ведь ему же это удалось и удается, пока удается. Он подбежал к изгороди и понял, что ему не одолеть ее снова, он даже удивился, как давно это было, но прыгал, цеплялся, делал, казалось, невероятное — бежал по вертикали, — и все же проволока, оцарапав, пружинисто сбросила его на сырую землю, и перед его удивленным взором открылись ночные леса.

Бежать, просто шевелиться — не хотелось. Даме хотелось лежать там, где он лежит. Внезапно он почувствовал, что абсолютно обессилел, уж точно никогда еще так не уставал. Ему хотелось заплакать, но слез не было, тогда он заставил себя встать и устало заковылял вниз по холму. Что они предпримут теперь? Они шли с фонарями, прочесывая лес. Дама тихонько свернулся за упавшей веткой, и это было такое облегчение — просто неподвижно лежать там, свернувшись в клубочек. Уткнувшись лицом в землю, он снова попытался заплакать, но слезы не шли; заплакать не от сожаления, нет, ведь то, что он сделал сейчас, не могло перевесить его прежних деяний, ведь это убийство было самоочевидно необходимым, хорошим. Он спас их жизни — Сулиена… Уны…

И все же охранники не нашли его. Дама снова вытер руки о землю, уныло поднялся и пошел вперед. Кровь волновала его меньше, чем тепло чужого тела, которое он чувствовал, колючую щетину на затылке. Ему пришлось касаться его, прижиматься к нему так долго — да, убить кого-то так — интимнейшее переживание, не то что тех троих…

Однако он еще далеко не в безопасности; его будут искать, и он знал, что даже не попытается вернуться к машине, казалось слишком ясно, что он никогда и не собирался. Итак, никакого транспорта, всего немного денег, которые дал ему Делир, и такие неунимающиеся боли в руках и ногах, что он практически не чувствовал, что куда-то идет. Но он будет идти — если или пока — его не убьют.