Книга В поисках утраченных предков - Дмитрий Каралис

— Вы грек? — глянув в паспорт, спросил меня первый — мощный и симпатичный.

— Нет, русский писатель из Санкт-Петербурга. Там все написано.

— Ваша фамилия — греческая! — не повышая голоса, уличил он. И спросил что-то по-гречески. Вот тебе и начало генеалогических исследований!

Тут до меня дошло, что опереточный броневичок — боевая машина афинской полиции, поставленная на охрану аэропорта. А тут этой машине под днище заглядывает сомнительный гражданин, и чемоданчик он подкатил поближе. А что в чемоданчике, интересно?.. Сейчас будет тебе, дураку, рассвет над Пиренеями через зарешеченные окна.

Я как можно дружелюбней улыбнулся и открестился от возможного греческого происхождения: сказал, что фамилия моя похожа на греческую, но имеет литовские корни. Литва, дескать, Вильнюс. Оттуда фамилия. Я осторожно указал рукой в ту сторону, откуда прилетел.

— Мне понравилась эта крепкая динамичная машина, — я стал льстиво нахваливать драндулетку по-английски. — Не знал, что к ней нельзя подходить… Больше не буду.

— У вас есть родственники в Греции?

— Нет-нет, что вы, — я протянул авиационный билет и конверт с приглашением писательского центра. Спокойнее быть прибалтом, если фамилия позволяет.

Их внимательно изучили, и я понял, что меня отпустят. Но интерес ко мне в глазах полицейского не пропадал.

— Фамилия Каралис — греческая, — повторил он, возвращая документы. — Моя фамилия тоже Каралис. А я грек. — Едва улыбнувшись, он приложил ладонь к кожаной пилотке. — Вы свободны…

Полицейские, скрипя кожей курток, вразвалочку убрались в свою непрозрачную будку.

Многообещающее начало, не правда ли?

«Этот же вопрос — не грек ли я? — мне задала сестра-хозяйка Центра писателей и переводчиков Анатолия, поселяя меня в номер на втором этаже, где за коричневой рамой окна я увидел сизое предрассветное море, белые, как куски школьного мела, горы на близком турецком берегу и лохматый ствол пальмы, растущей из обрыва. Еще я увидел бетонную подкову террасы и желтую полоску пляжа с пенной каемкой, бегущую между морем и шоссе. С каждой секундой рассвета вид за окном густел и наливался красками: в цветочных горшках, таившихся во мраке лестницы, вспыхнули белые и розовые цветочки, море на моих глазах превратилось из сизо-фиолетового в бело-голубое, и от волнения я лишь пожал плечами и развел руками, не зная, что ответить на вопрос о своей национальности…»

Распаковал вещи, достал ноутбук и описал все, что вы прочли абзацем выше.

Пусть это будет называться по-старомодному: «Греческий дневник», решил я.

Справа из окна — побережье с отелями. Сказка! На Родосе в древние времена стоял маяк в виде бронзового юноши с горящей чашей над головой и луком за спиной — Седьмое чудо света, Колосс Родосский. Если высунуться из моего окна, видна гавань Мандраки с частоколом мачт над белыми яхтами и отблеском корабельных медяшек. На берегу этой бухты и стоял бронзовый мужчина, меж ног которого, хлопая парусами, заходили в гавань корабли со всего света.

В двухэтажном особняке, врезанном в вершину холма Монте-Смит, живут пятеро писателей: финка, немец, швед, румын и я. «Я» — это такая неизвестная пока национальность, требующая исследования. Еще живет сестра хозяйка Анатолия, которая вечно что-то делает: несколько раз в день поливает водой из шланга бетонную террасу, пылесосит глыбы справочников и словарей на стеллажах в коридоре, доводит до блеска электрическую плиту, кормит двух птичек, прибирается в номерах, смотрит аргентинские сериалы в гостиной, ругает кошку и, приложив ладонь козырьком, любуется с нашей горы на город — зубчатые башни замка крестоносцев, дворец губернатора с огромными платанами во дворе, старинные ветряные мельницы вдоль побережья, узкие ущелья улиц, бегущих к морю… Вчера я угостил ее мороженым.

— О, Димитрий, ты настоящий грек! — с улыбкой потрепала она меня по плечу.

Постараюсь запомнить, что настоящие греки дарят мороженое.

Когда я иду по улочкам Родоса, мне хочется быть греком и жить в Греции. Здесь нет вызывающей роскоши, тихо, спокойно. Садики, скверики, дворики, кафе. Идешь, как по ботаническому саду. Пристойное телевидение с религиозными и учебными программами… Приветливые, но не назойливые люди. В парке, через который я проходил, на древнем камне красной краской нарисованы серп и молот. Рядом на афишном стенде — фотоплакат: парень сжигает американский флаг. Та же эмблема серпа и молота напечатана на плакате. На партизанское движение это непохоже…

Сейчас на острове мертвый сезон — идет ремонт в отелях, в пляжных магазинах пылятся товары, рыбаки ловят с мола рыбу на розовый ошметок креветки, неспешно потягивая из горлышка вино и перебрасываясь протяжными словами… И белые камни древнего Акрополя, куда я ходил, и древний театр со стадионом, и птицы, клюющие мелкие дикие маслины на деревьях, и сторож в фуражке, сидящий в этом древнем городе в стеклянной будке и слушающий греческую музыку по транзистору, — все вызывало благость на душе…

Не прав Михаил Афанасьевич Булгаков, призывавший никогда не заговаривать с незнакомцами. Сегодня, наконец, познакомился с румыном Джорджем, пятым членом нашего островного писательского интернационала, и спросил, как дела, как работается.

Моложавый мужчина моих, как я думал, лет. Оказалось, ему 64 года. Фантастика! Мы налили на кухне по чашке кофе и вышли на террасу. Говорили на английском. Подозреваю, что он знает русский язык, но скрывает.

В конце концов, я признался ему в молдавских корнях деда по матери. И рассказал, как изучал историю Молдавии по Большой советской энциклопедии и вконец запутался бы, не возьмись за другие источники.

В ответ Джордж прочитал мне короткую динамичную лекцию, из которой я сделал два вывода:

1) Джордж мировой мужик и не зануда.

2) История Молдавии, которую я изучал, весьма отличается от истории, которую мне предложил румын Джордж.

Я стал рассказывать о поисках и находках своих фамильных корней. Джордж кивал, подсказывал английские, латинские или древнегреческие слова, а потом посоветовал написать об этом novell. Я сказал, что уже пишу. Еще надеюсь определиться с корнями отцовской фамилии. Там тоже много туманного — она встречается в двух языках: греческом и литовском. Хотел притащить письма, полученные от архивистов, но решил не спешить, не прерывать так славно разбежавшуюся беседу на исторические темы.

Блеснул своими недавно обретенными знаниями и назвал древние составные части государства Румыния — Молдова, Валахия, Трансильвания.

Признался, что никогда не афишировал молдавское происхождение деда, считая, как большинство русских, что цыгане и молдаване — одного поля ягода, даже в нашей песне вместо смуглянки-молдаванки, собирающей виноград, поют про цыганку-молдаванку. Стыдился до тех пор, пока не влез в архивы и историю.

Джордж посмеялся, сказал, что румыны и молдаване — один народ, один язык. Цыгане — это особая статья, это северные индийцы, у них свой язык, это древний народ, обреченный на вечные скитания, потому что они не дали напиться воды Деве Марии, когда она проходила мимо их селения. Румыны или их русская ветвь молдаване — это не цыгане, это совсем другое.